– Конечно, так, отец. Но…
Вошла Шпреса с чашечками кофе, и он умолк.
– Ты что-то хотел сказать, Скэндер? – спросил отец, когда она вышла.
– Пожалуй, я пошел бы учителем, все равно куда. Если же не удастся устроиться, тогда…
– Тогда что?
– Тогда придется искать другую работу.
– Какую?
– Да любую.
– Трудно, сынок, трудно. Ведь у нас теперь безработных больше, чем работающих. В нашем городке и то безработных около трехсот человек.
– Может, в другом месте что-нибудь найду.
– Везде одно и то же, и потом, Скэндер, разве ты зря учился? Получил среднее образование, чтобы быть чернорабочим?
Скэндер молчал.
До этого разговора он ни разу не задумался, что надо поискать работу. Все его помыслы были связаны со стипендией, которую он получит. Отказ застал его врасплох, он досадовал на себя, что не предусмотрел такого поворота дела.
Демир закурил и отхлебнул кофе.
– Да ты не расстраивайся, Скэндер, – сказал он, угадав мысли сына. – Пей кофе. Отец все за тебя обдумал. Ты будешь учиться на наши собственные деньги. Чего ты так удивился?
– Нет, отец, я так не могу.
– Почему?
– Мы и так еле сводим концы с концами. Не хочу я, чтобы вы жили стесненно из-за меня.
– Без лишений и страданий ничего не добьешься. Человек даже на свет появляется в муках и страданиях. Не думай об этом. Перебьемся как-нибудь. Кое-что мы скопили. Продадим дом и оливковую рощицу в деревне. Лишь бы ты смог продолжать образование.
Скэндер в растерянности зашагал по комнате, потом сел. Машинально достал сигарету, но, вдруг вспомнив, где находится, нерешительно взглянул на отца.
– Ну и что ты надумал? – спросил отец, поднося ему зажигалку.
– Хорошо, отец, но…
– Никаких по, Скэндер. Давай лучше обсудим, куда ты поедешь, что будешь изучать и как нам поскорее получить паспорт. А для этого, хочешь не хочешь, придется нам еще раз постучаться к господину Зетиру. Я сегодня же ему напишу…
На другой день Скэндер встал поздно, потому что заснул только под утро. Шпреса принесла ему кофе и растворила окно.
– Ну и накурил же ты! Почему окно не открыл?
– Хорошо, что ты мне напомнила. Пошли Агима, пусть купит сигарет.
– Его дома нет.
– А где он?
– Не знаю. Куда-то ушел с приятелями. Что же вы с отцом решили? – спросила она, присаживаясь на краешек его кровати.
– Поеду учиться на деньги семьи.
– Как хорошо!
– Ничего хорошего, Шпреса.
– Почему?
– Ты представляешь себе, что значит для отца посылать мне каждый месяц по четыре-пять наполеонов?[49] Это все, что имеет наша семья. Чтобы содержать меня, вам придется экономить на всем.
– Ну что ты расстраиваешься, Скэндер? Еще год-другой, я кончу институт, стану учительницей. Буду тебе посылать все свое жалованье.
– Знаешь, Шпреса, – сказал он, протягивая ей пустую чашку, – я постараюсь найти какую-нибудь работу, может, хоть часть денег сам заработаю.
– Не беспокойся об этом. Главное – учись. А мы как-нибудь проживем.
Он погладил ее по руке.
– Знаю, что проживете, но… Вот что, принеси-ка мне теплой воды, я побреюсь.
– Сейчас.
Он встал, оделся и достал из тумбочки бритвенный прибор.
Шпреса принесла в тазике теплую воду.
– Вот и сигареты нашла. – Она положила на стол пачку «Диаманта».
– Где ты их раздобыла?
– У мамы в шкафу.
– Спасибо, сестричка!
Она присела на стул и некоторое время молча смотрела, как он бреется.
– Скажи, Скэндер, почему ты отказался пойти на офицерские курсы?
– Тебе мама велела меня спросить?
– Нет, я сама хочу знать.
Он внимательно поглядел на нее и отчетливо произнес:
– Потому что не хочу быть орудием в руках Ахмета Зогу и его прихвостней.
Она оглянулась вокруг.
– Что, испугалась?
– Нет.
– Так-то, сестричка, не хочу быть орудием его высокого величества, этого предателя, который давным- давно продал Албанию фашистской Италии. Ну и обрадовал же меня господин Зетир! Это мне стать жандармом, пугалом для народа!
Она вскочила со стула, выпрямилась и глядела на него удивленно и растерянно.
– Тебе, видно, еще никто такого не говорил, а, сестричка? Да, да. Вы, девушки из института «Мать- королева», – любимицы режима. Вы находитесь под покровительством этих распутниц, сестер Ахмета Зогу! А ты читала, что пишут газеты? «Счастливы родители, чьи дочери пользуются высокой привилегией общения с сестрами августейшего суверена!» Вот уж действительно есть чему радоваться! Ведь вы же прелестные девы, цветы королевства, будущие матери нации. Вот такими сказками вас потчуют, а в других школах молодежь мыслит, спорит, живет полной жизнью.
– Потише, – сказала она, – не кричи так.
– Как подумаешь, до чего докатилась наша страна, до какой беспросветной жизни дошел наш народ, хочется выкричать все, что накопилось на душе.
Он умылся и стал вытираться.
– Я удивляюсь вам, Шпреса, – продолжал он, бросив полотенце на кровать и усаживаясь напротив нее. – Неужели вы не видите, прелестные девы, цветы королевства, кто правит нашей страной? Вы этим не интересуетесь?
– Нет.
– А ведь нашей страной, сестричка, правят люди, которым до Албании никакого дела нет и никогда не было. Это те самые люди, которые преследовали, бросали в тюрьмы и пытали наших патриотов. Знаешь ли ты, что министр Фейзи-бей Ализоти, приближенный Зогу, был турецким префектом в Корче и собственноручно избивал патриотов, которые боролись за свободу Албании? Разве отец тебе не рассказывал? Ведь и его тогда били эти подлецы. А про Мехмет-бея Коницу не слыхала? Когда он был турецким консулом на Кофру, шпионил за Фемистокли Гэрмени.[50] А Кочо Котта в своих заявлениях и статьях, которые он публиковал в греческих газетах, требовал присоединить Корчу и Гирокастру к Греции? Об этом ты тоже не слыхала? А уж об остальных и говорить нечего. Одни шпионы и предатели! И ты еще спрашиваешь, почему я не хочу быть жандармским офицером! Зачем? Чтобы служить предателям?
