рокот.
– Ты слышишь, Вандё, слышишь?
Вандё прислушался.
– Я же говорю, река поднимается. Давай бегом!
На взбаламученной поверхности реки забелели буруны, доносившийся издалека рокот становился все громче. Вандё задержал шаг.
– Смотри, Лико, вон голова реки!
То, что Вандё принял за голову реки, было грудой бревен и щепы, которая с оглушительным гулом и грохотом неслась посреди стремнины. Лико, закрыв глаза, испуганно уткнулся головой в плечо Вандё.
– Я боюсь, боюсь!
Когда он открыл глаза, „голова“ уже промчалась мимо, рокот постепенно слабел, но река бурлила, вот- вот выйдет из берегов. Волны бешено сталкивались, вздымались пеной и снова ухали вниз. Мутная река уносила с собой деревья, бревна, щепу.
– Бежим, Лико, бежим, а то пропали!
И они побежали что было мочи. Лико вырвался вперед, но вдруг остановился и заплакал. Река уже перекатывала через насыпь дороги, сливаясь с болотом.
– Ты чего? – закричал Вандё.
– Смотри! Тут не пройти, утонем!
Вандё тоже испугался. Он в растерянности немного потоптался на месте, потом потянул своего товарища за руку.
– Пошли за мной!
– Не пойду.
– Да пойдем, не бойся.
Не отрывая глаз от дороги впереди, он в чем был полез в воду.
– Я не пойду! – в страхе кричал Лико. Он уже не различал, где река, а где дорога, кругом была вода.
Вандё втащил его в воду.
– Держись за мою бурку.
Вода доходила до колен, потом еще выше, но Вандё не останавливался.
– Еще немного и выберемся, – подбадривал он Лико. – Еще немножко. Держись.
Лико всхлипывал.
– Не плачь, трусишка.
Когда они выбрались на сухое место, Лико успокоился.
– Ну вот и все, Лико. Вон видишь тополь? Мы влезем на него и переждем, пока вода спадет.
– А если его река унесет?
– Не унесет.
Направляясь к тополю, они повстречали крестьянина.
– Куда это вы идете?
– В Дэлыньяс, к Рапи Мония.
– А откуда?
– Из Роде.
– Да кто же вас отпустил в такой потоп? Вы посмотрите только, что делается! На вас же нитки сухой нет! Ну-ка, пошли со мной.
Теперь они почувствовали себя в полной безопасности и с легким сердцем отправились следом за крестьянином.
В то хмурое утро дед Рапи решил не выходить из дому. Накинув на плечи бурку, он сидел, согнувшись над очагом, едва не касаясь слабо тлевших поленьев. Ксанда, его жена, высокая сухопарая женщина, чистила фасоль по другую сторону очага.
Вандё, войдя первым, громко поздоровался:
– Доброе утро!
Лико повторил как эхо:
– Доброе утро!
– Доброе утро, сорванцы!
– О! Это ты, Лико! – удивилась Ксанда, отставляя в сторону таз с фасолью. – А вымокли-то как! – Она расцеловала Лико в обе щеки. Вандё выпалил заученное наизусть поручение:
– Привет вам от кума Уана и тети Вали, Ленка родила мальчика. Долгой жизни и счастья вашему внуку!
Дед Рапи выпрямился.
– Ах ты, молодец какой! Ну-ка, садись, сынок. Жена! Принеси хвороста. И гостям дай чего-нибудь за хорошую весть.
Мальчики сели и протянули руки к огню. Ксанда принесла охапку хвороста. Дед Рапи подложил его в огонь, но хворост не разгорался. Лико принялся дуть. Вандё снял опинги и носки, выжал и положил на край очага. Тетя Ксанда искала что-то в сундуке.
– Как вы там поживаете, а, сорванцы? – спросил дед Рапи, когда хворост занялся. – Как дела у кума Уана?
– Хорошо, джа Рапи, у нас все в порядке. Вам привет. – Вандё сказал это так, будто не Лико, а он был родственником деда Рапи.
Тетя Ксанда захлопнула сундук, Вандё украдкой посмотрел в ее сторону.
– Берите, малыши, – сказала тетя Ксанда. – Такую хорошую новость принесли, вот молодцы!
Вандё взял угощение – кусок сахара – и сунул в рот. Сахар отдавал мылом.
Огонь разгорелся, стало жарко, все отодвинулись от очага. От одежды мальчиков поднимался пар.
Одного куска сахара для Вандё было явно мало, он надеялся получить хотя бы еще один, но тетя Ксанда снова уселась на прежнее место, поставила рядом таз и принялась чистить фасоль.
– Садись поближе, Лико, что ты так далеко от огня сидишь?
Он умышленно растянул „о“, но никто на это не обратил внимания.
Дед Рапи снова погрузился в свои думы.
– Лико-о, эй, Лико-о! – позвал Вандё.
– Что ты сказал, сынок? – встрепенулась Ксанда.
– Да я Лико зову, – ответил Вандё. – Лико, сними носки, пусть посохнут.
Дед Рапи усмехнулся в усы и подмигнул жене. Она поднялась, опять полезла в сундук, достала банку лико[57] и ложку.
– Будьте здоровы, дядя Рапи! Пусть ваш внук будет здоровым. Какое вкусное у вас лико, тетя! Я возьму еще ложечку.
– Бери, сынок, бери.
Тетя Ксанда принесла еще хвороста.
Одежда мальчиков высохла. Вандё надел носки. Тетя Ксанда подала ему опинги, но он не торопился обуваться.
– Ой, дождь идет, – поглядел он в крохотное окошко.
– Время такое, март, – заметил Рапи.
– Здесь-то дождь, – заговорил Вандё, лукаво поглядывая на тетю Ксанду, снова принявшуюся за свою фасоль. – А вот на горе Томори, там, высоко, сейчас снег идет.
– Да, там снег, – кивнул дед Рапи.
– Да еще какой, дядя Рапи, не то что у нас. Там такие сугробы, прямо как пышки!
– Как что?
– Как пышки!
Дед Рапи снова усмехнулся в усы и сказал Ксанде:
– Ну-ка, жена, вставай, ставь сковороду! Ну и хитрый же ты, малец!
И опять дни побежали чередой.
Однажды Пилё принес Силе открытку.
