Стихи Виталия Калашникова, которые очень нравятся Бакшутову, Давыдову и Маше

Хрустели сирени минувшего мая,
Когда я упругие ветви ломая,
Решился пойти на решительный шаг).

Я встал на перила (я встал на колени),
Средь прутьев беседки (средь сосен и скал),
Как звездочку счастья в букете сирени,
Я лучшую ягоду в грозди искал.

И терпкого сгустка осеннего гула,
Чей свет ненавязчив, а сумрак палящ,
Коснулся рукою
        (Она ускользнула,
Оставив в руке свой сиреневый плащ).

1984

,

АНДРОМАХА

Для какой-то статьи, для примера
Перелистываю Гомера.

Вот в глазах копьеносца Приама,
Безнадежно покорных судьбе,
Отражается шествие к храму,
Но богиня не внемлет мольбе

Вот Парис все решиться не может
Вслед за Гектором выйти к врагам,
Он все ладит и ладит поножи
К так заметно дрожащим ногам.

Вот прощаться идет Андромаха,
Слезы страха стирая с лица,
А ребенок пугается взмаха
Пышной гривы на шлеме отца.

И супругов смутил этот звонкий
Детский плач, и среди беготни
От нелепости страха ребенка,
Поглядев друг на друга, они

Улыбнулись. И боль этой пытки
Просочилась из небытия…
Испугавшийся этой улыбки,
Как ребенок, расплакался я.

Не людское мы племя, а волчье,
Сколько ж можно — война да война?
На куски, на обрубки и в клочья
Страны, судьбы, стихи, времена!

Андромаха! Тебе еще биться
Белой птицей на гребне стены,
И тебе будет вторить зегзица
Сквозь столетия крови и тьмы!

Андромаха! Твой стон еще длится!
Он идет от страны до страны,
Вдоль плетней — от станицы к станице,
По полям — от войны до войны.

Илион разгромили, а толку?
Только горе, куда ни взгляни.
И, поставив Гомера на полку,
Я снимаю 'Работы и дни'.

1982

,

* * *

… И обходя свой дом со всех сторон,
промахиваясь, руки разбивая,
он плакал, в ставни гвозди загоняя
так быстро, как во время…
он потом
подумал, как похоже, как похоже;
взял две доски и к двери подошел,
остановился — так нехорошо,
нет, так он не решился подытожить.