что для этого у нее нет оснований. Избрали час, когда на улицах особенно людно. Здесь, на углу, казино. Вас могла бы оправдать только какая-нибудь особо важная причина. Частично, — подчеркнул он, снова давая понять, чтобы Анна не слишком ободрялась.
Но странно: чем больше слушала она его, тем быстрее осваивалась. Что-то в его голосе и в глазах позволяло ей думать, что если он и говорит так сурово, то вовсе не потому, что настроен против Анны.
— Мне казалось важным сообщить вам, что тринадцатая танковая дивизия перебрасывается на Терек, — сказала Анна.
Как ни считала она свое сообщение важным, она не предполагала, что оно может произвести на него такое впечатление.
— Повторите.
— Тринадцатая танковая дивизия… — начала Анна.
Он перебил ее:
— Куда именно?
— В район Моздока.
— Когда?
Он снял очки, положив их на стол. Оказалось, что глаза у него совсем не маленькие, даже наоборот — крупные и блестящие. Без очков он выглядел моложе.
— В начале будущего месяца.
— Точнее?
— Этого я пока не узнала.
— Жаль, — сказал он разочарованно и, взяв очки, снова водрузил их на переносицу. Его глаза стали опять маленькими, но теперь уже они не казались Анне неприятными.
В дверь заглянула желтолицая женщина.
— Что, Дарья? — спросил Портной.
Она молча указала ему глазами на Анну.
— Говори, — разрешил Портной.
— Итальянский солдат с усиками второй раз прошел мимо нашего дома.
— В какую сторону?
— Он зашел в казино. — И сквозь желтую кожу у женщины проступила легкая краска. Она скользнула взглядом по лицу Анны.
— Вы не привели за собой хвост? — Портной требовательно посмотрел на Анну.
— Я шла дворами, — пояснила Анна.
— И никого не заметили?
— Не только не заметила, но уверена, что никто за мной не шел, — сказала Анна.
— Иди, Дарья. Когда он выйдет из казино, скажи.
Женщина закрыла за собой дверь, и через секунду Анна услышала, как она поет во дворе, что-то делая по хозяйству. Голос у нее был глуховатый, заунывный.
— Очень жаль, — повторил Портной. — Вы не сомневаетесь в достоверности своих сведений?
— Не сомневаюсь.
— Как вам удалось их получить?
Анна рассказала ему о квартиранте.
— Он молод? — немедленно поинтересовался Портной.
— Лет двадцать семь… нет, тридцать, — краснея, поправилась Анна.
У нее была особенность, которую она не любила в себе, — краснеть без всякой причины. Теперь она почувствовала, что до ключиц заливается краской.
— Конечно, он пытался ухаживать за вами… — утвердительно спросил Портной.
Поднимая глаза, Анна собралась ответить ему, что напрасно он говорит об этом таким тоном, но Портной обезоружил ее — Я бы не спрашивал у вас об этом, если бы не считал, что это может оказаться важным. Как я понял, у вас не было возможности узнать больше того, что вы узнали.
— Только то, что я поняла из их слов.
— Но не кажется ли вам, что вы упустили еще одну возможность?
— Что вы имеете в виду?
— Ту дополнительную пользу, которую можно было бы извлечь из ваших взаимоотношений с обер- лейтенантом.
— Например?
— Например, мы могли бы теперь знать не только куда и когда примерно перебрасывается дивизия, а когда именно, как и некоторые другие факты. К сожалению, вы повели себя с обер-лейтенантом иначе, чем надо было ожидать.
— А что надо было ожидать?
— Вы держали себя с ним естественно для советской женщины, но неестественно для нее в том положении…
Анна перебила его:
— Вы хотите сказать, что мне нужно было принять его ухаживания?
— Я только хотел сказать, что борьба есть борьба, — ответил он, снимая очки и грустно глядя на нее своими крупными блестящими глазами.
В дверь кухни заглянула Дарья.
— Его выбросили из казино, и он валяется около наших ворот в лебеде.
— Пьяный? — спросил Портной.
В ответ она сделала движение плечом, которое можно было истолковать и так, и иначе.
— Надо взглянуть, — сказал он, вставая.
На несколько минут он оставил Анну с Дарьей. Все время Дарья стояла на пороге кухни молча, заложив руки за фартук. Когда Портной вернулся, она тут же ушла, на прощание скользнув по лицу Анны цепкими серыми глазами.
— Семейная сцена среди союзников, — пояснил Портной Анне. — Судя по всему, они сперва пили на его деньги, а когда он иссяк, захотели избавиться от него. Но все же вам лучше будет выйти на соседнюю улицу через заднюю калитку, — сказал он, давая Анне понять и то, что время их встречи закончилось.
— Да.
Она встала.
— Но прежде надо условиться, что сюда больше приходить нельзя. Ни при каких обстоятельствах. Если что будет нужно передать, вы всегда сможете увидеться с Дарьей на рынке. Если же срочно потребуетесь, мы найдем способ известить вас. Возможно, это произойдет в ближайшие дни. Ваше знание немецкого языка достаточно?
— Я окончила инфак, — напомнила Анна.
— По некоторым сведениям, вскоре им потребуется переводчик в лагерь военнопленных. С Дарьей вы можете видеться в любое утро от шести до семи у лотков, где торгуют лекарственными травами. Дарья! — позвал он, приоткрывая дверь кухни.
— Я здесь. — Она тотчас вошла в кухню.
— Дарья, — сказал он, беря из рук Анны сумку, — положи сюда все, что причитается за платье и платок. К сожалению, — он впервые за все время их встречи виновато улыбнулся Анне, — нам придется их взять у вас, чтобы потом обменять на базаре на продукты. Наши собственные ресурсы крайне ограниченны.
Когда он пошел проводить Анну до задней калитки, выходившей на глухую улицу, солнце стояло в полуденном небе все так же высоко. Оказывается, Анна пробыла здесь не больше часа. Ей же казалось, что много больше.
— Кстати, я должна вам сказать… — Анна остановилась в калитке. — Утюг в ваших руках совсем не похож на утюг в руках у портного.
— Неужели? — спросил он испуганно.
— Это нетрудно заметить.
— Но, может быть, это нетрудно было увидеть лишь глазу женщины? — спросил он с надеждой.
