— В ша-ашки! — посылая лошадей в намет, скомандовал Дмитрий.
— Фойер! — падая с лошади, вскрикнул первый всадник. Дмитрий вышиб его из седла толчком своего коня.
Лошади месили копытами песок. Сталь, скрещиваясь, высекала искры. Выбитые из седел люди падали на землю, как тугие мешки с зерном. Число нападавших скрадывала темнота, пока выстрелы немецких ракетниц не осветили ее. После внезапной атаки немцы понесли урон, но и теперь их оставалось вдвое больше, чем казаков. Дело могло бы принять совсем другой оборот, если бы наконец не подскакали за спиной немцев Манацков, Пятницын и Ступаков. Немцы смешали строй. Казаки прижали остатки их конного разъезда к склону кургана.
— Не выпускать! — кричал Дмитрий.
Теперь уже казаки разряжали свои ракетницы, освещая ими ночь.
Дмитрий никак не мог достать шашкой офицера. Высок был баварский короткохвостый конь под седлом у него. В схватке с немецкого офицера сбили шлем, оторвали погон. Но с искаженным яростью лицом он умело парировал удары Дмитрия. Выпрямив в седле корпус, разворачивал палаш, как в фехтовальном классе. На помощь к Дмитрию поспешил Куприян Зеленков, занося над офицером шашку для удара.
— Живьем! — испуганно напомнил ему Дмитрий.
Дорогой находкой мог оказаться офицер. Но никак не хотел он живым отдаваться в плен. Вдруг, круто повернув своего коня, сшиб загородившего ему путь Зеленкова и вырвался из круга. За ним успел выскочить из круга другой всадник. Они стали быстро уходить в степь.
— В погонь! — скомандовал Дмитрий.
Офицера догнала пуля Зелонкова. Не останавливая коня, он с седла послал очередь из автомата. Лошадь пронесла немецкого офицера еще несколько десятков саженей, и потом он, заламываясь на правый бок, конвульсивно шаря пальцами воздух, вывалился из седла. Конь остановился перед ним как вкопанный.
За вторым немцем погнался Чакан, заскакивая с другой стороны кургана и отрезая ему путь.
— Манацков и Зеленков, скачите вслед! — крикнул Дмитрий.
Светало. Над местом недавней схватки держалось песчаное облако. В песок с шорохом уходила кровь.
— Присыпать трупы, — приказал Дмитрий.
За ноги переворачивали мертвых на спину, с беззлобным любопытством разглядывая искаженные смертью лица.
— Тяжелая у тебя рука, Игнат… Черепок — пополам.
— Я его только краешком зацепил.
— Обувь на них совсем новая…
— Карманы обыскать, документы взять, а всю одежду оставить на них, — предупредил Дмитрий.
Песок над телами убитых нагребали шашками. К подошве большого кургана присоединился приземистый бугорок.
— Чем не могила, — сказал Ступаков, утрамбовывая его сапогами.
— Хватит толочь, — сурово оборвал его Дмитрий.
Чакан шел за немцем в десятке саженей. Далеко слева скакали Манацков и Зеленков, отжимая его к востоку. Немец уходил от погони почти выстлав коня над землей, вобрав в плечи голову и ссутулив обтянутую серой курткой спину.
Всплывающее из-за горизонта солнце все больше освещало горбатую степь.
Посланный Чаканом в бросок конь резко прибавил в скорости. Чакан уже прямо перед собой видел сутулую спину немца. Расстояние между ними быстро сокращалось. Заезжая немцу с левой стороны, Чакан выдернул из ножен шашку.
Он и не заметил, когда немец, круто обернувшись в седле, вскинул в руке пистолет. Выстрел щелкнул ударом кнута. Конь под Чаканом тяжело стал валиться на правый бок.
Когда Дмитрий подскакал к отцу, он уже вылез из-под коня и, припадая на правую ногу, дергал его за чамбур.
Конь лежал на боку, положив на песок сухую голову. Пуля вошла ему в белую звездочку, прикрытую подстриженной хозяином челкой. Из совсем маленькой ранки фонтанчиком била кровь.
Подъехали Манацков с Зеленковым, гоня впереди себя пленного немца. Был это тщедушный, почти подросток, солдат. Он зябко прятал длинные красные руки в рукава серой куртки.
— Он! — увидев солдата, закричал Чакан. С шашкой он бросился к немцу. Тот закрыл лицо руками. Дмитрий заслонил пленного собой.
— Нельзя, отец. Сказали живыми доставлять.
Зеленков заискивающе вмешался:
— Если бы не ты, Василий Иванович, ушел бы он.
— Я! — Чакан поднял на него мокрые глаза. — Нет, это мой Орел и к его достал. — Чакан снова бросился к мертвому мерину. — От самого хутора я на нем…
Подъехал Ступаков, держа в поводу темно-гнедого немецкого коня. Обронивший своего хозяина конь хотел ускакать в глубь степи, но Ступаков, служивший до войны табунщиком на Сальском конезаводе, вовремя захлестнул ему шею веревкой, которую взял с собой в разведку. Теперь, увидев хозяина, конь тихо заржал. Пленный вскинул на него задрожавшие веки.
— Вот тебе, отец, взамен… — сказал Дмитрий.
Чакан дернул плечом.
— Нету Орелику замены. — Но все же к трофейному коню подошел. Казаки завистливо ощупывали взглядами трофейного коня. Был он, конечно, неизмеримо лучше только что потерянного Чаканом в коротком бою. В промере холки, в подобранном к заду туловище, в длинных бабках немецкого коня угадывался высокий экстерьер. Но Чакан никак не хотел признать его превосходства над своим Ореликом.
— Карповат трошки. Сыроват, — перечислял он, обходя вокруг коня.
— Может, на моего сменяем? — предложил Ступаков.
— У цыгана меняй! — окрысился на него Чакан и поспешил взять из его рук повод немецкого коня.
— Ты сядь на вето, Спробуй, посоветовал Зеленков. Наступив на стремя, Чакан перекинул ногу через седло трофейного коня. Тот шарахнулся под ним, но тут же почувствовал твердую руку и, послушный ей, пошел, нервно вздрагивая связками мускулов под тонкой шкурой. Лишь еще раз он коротко и жалобно заржал, поравнявшись со своим прежним хозяином, который, заложив руки за спину и с трудом вытягивая ноги из песка, понуро побрел по степи под конвоем.
Вторые сутки впереди расстилалась степь.
— Будет ли ей край? — спрашивали кавалеристы.
В пахах коней клубилась пена.
— Что за земля? Один песок.
— А у нас едешь займищем — и с конем не видно. Па-ахнет. Вечером вернешься домой с сенокоса, как пьяный.
— Сухота. Как тут люди живут?
— Давай, Чакан, заводи!
Чакан, распрямляясь в седле, неожиданно басом оглушал:
