замечательно, это просто дар небес, я как раз всю ночь ломал голову над его стилем. Теперь я знаю, что это будет. Какое счастье! – после этого приступа восторга он на редкость непоследовательно предложил: – Пойдемте завтракать.
На завтрак каждому из нас полагалось по малюсенькой чашечке черного кофе и ломтику подсушенного в тостере хлеба. Мариша от угощения отказалась, удовольствовавшись одним кофе.
– Не хочу оставить вас голодным, – пояснила она.
Ее фраза подвигла хозяина прочесть ей длинную лекцию, в которой говорилось, что правильно питаться – это, значит, есть как можно меньше и постоянно ощущать в себе чувство голода. Только тогда у человека есть шанс перешагнуть пятый десяток без серьезных болезней. Его речь нагнала на нас с Мишкой такую тоску, что мы в полном расстройстве от его слов рассеянно умяли все тосты, ничего не оставив хозяину. Обнаружился этот факт после того, как Иннокентий произнес:
– Причина всех бед в неправильном питании, а под неправильным я понимаю излишнее и стараюсь ограничивать себя в еде, насколько это возможно.
Мы с интересом пронаблюдали, как он перевел взгляд с Мариши на опустевшую к этому времени тарелку и, не в силах поверить своим глазам, ощупал ее. Увы, результат оставался прежним. Завтрак исчез.
– А еще, – задумчиво добавил хозяин, – некоторые врачи за едой не рекомендуют разговаривать.
После завтрака Иннокентий неожиданно вспомнил, что опаздывает в театр. Он быстро переоделся в кокетливую кружевную рубашечку и кожаные штаны и испарился.
– Помчался лопать осетрину в театральном буфете, – мрачно прокомментировала его исчезновение Мариша.
Мы с Мишкой согласно покивали головами и, придя к согласию, отправились переодеваться. Мы с Маришей настояли все-таки на том, чтобы остаться женщинами, но взамен разрешили Мишке нарядиться так, как он пожелает.
– У меня есть один знакомый врач, который занимается вопросами мозга, он должен помочь мне войти в образ, – делился с нами Мишка, неожиданно умело нанося на лицо косметику, выщипывая брови, вставляя контактные линзы и маскируя горбинку на носу огромными очками. – Беда в том, что он мой друг, а все мои друзья, а тем более те, с которыми я общался в последние годы, находятся под наблюдением. Поэтому обращаться к нему рискованно, но ничего другого мне в голову не приходит. А что делать с волосами на ногах?
Мы с Маришей с злорадством переглянулись и протянули ему пыточную машинку для удаления волос, которая почему-то валялась у Иннокентия в комнате.
– А-а! – взвыл Мишка после первого же движения. – Оставим, как есть. В конце концов, вовсе не обязательно надевать юбку, женщины тоже носят брюки.
– Только не с такой задницей, как у тебя, – не пожелала уступить Мариша. – Мы же терпим ради того, чтобы казаться привлекательными в глазах всяких козлов, так неужели ты не можешь потерпеть даже ради самого себя?
Мишка устыдился своего малодушия и мужественно продолжил экзекуцию.
– Никогда больше не стану это делать, – сообщил он нам, вытирая пот вместе с гримом так, что пришлось накладывать новый, потом расчесывать парик, потом выбирать одежду для него и для нас, потом менять парик, потому что он не подходил к одежде, а потом снова все менять. В общем, когда мы управились, день уже заканчивался и наступал вечер.
– Пора звонить доктору, – напомнила я.
– Какому доктору? – простонал Мишка. – Я еле на ногах держусь, мне бы до постели добраться.
И он в самом деле сделал пару шагов по направлению к дивану.
– Ну уж нет! – возмутилась Мариша. – Мы не собираемся провести все лето с тобой. Выбирай, либо ты немедленно идешь звонить своему другу, либо мы бросаем тебя, и разбирайся сам.
Мишка постонал еще немного, но, видя равнодушие Мариши к его страданиям, поплелся к телефону.
– Только говорить с ним должен кто-нибудь из вас, – честно предупредил он нас, когда в трубке раздались длинные гудки.
Я стояла ближе к телефону, поэтому трубка невесть каким образом очутилась у меня в руках.
– Ты не беспокойся, он страшный бабник, скажи, что мечтаешь с ним познакомиться, и он твой, – убежденно шепнул мне Мишка. – Побежит за любой юбкой. Скажи, что ты без ума от него.
– Я же его никогда ни видела, и потом, я в брюках, – только и успела возмутиться я, как в трубке сказали женским голосом:
– Алло, приемная доктора Симонюка.
– Это секретарша Ниночка, – продолжал шептать Мишка. – Поздоровайся с ней и проси Григория Петровича.
– Здравствуйте, Ниночка, – послушно повторила я. – Соедините меня с Григорием Петровичем.
– Соединяю, – согласилась Ниночка, постыдившись признаться в том, что она-то меня не узнала.
Григорий Петрович меня тоже не узнал, но его этот факт скорее обрадовал, чем огорчил. Он охотно согласился встретиться с почитательницей его врачебного искусства, хотя все норовил узнать у меня, когда же я у него лечилась и как он меня узнает при встрече, и даже попытался описать, во что он сегодня одет. Но я сообщила ему, что я-то узнаю его в любой одежде и даже без оной. После этого он совсем загорелся, и дело было в шляпе.
– Все отлично, встретимся с ним через два часа возле выхода из станции метро «Юго-Западная», – поведала я, положив трубку.
– Добираться туда около часа, – немедленно отреагировал Мишка, – поэтому у меня еще есть время подремать.
– Почему именно там? – принялась допытываться у меня Мариша, но я не знала, а Мишка уже храпел, едва добравшись до дивана, поэтому спрашивать у него что-либо, например, зачем должны присутствовать при этой исторической встрече мы с Маришей, смысла уже не было.
Глядя на простертое на диване Мишкино тело, я неожиданно вспомнила про другое тело, которое тоже было простерто. А потом по аналогии вспомнила еще про пару других тел, которые в разные моменты валялись у Мариши в квартире. Вспомнив, я невольно ахнула.
– Что случилось? – немедленно отреагировала Мариша.
– Я только что вспомнила, что мы с тобой совершенно забыли про бедного, оставленного нами на больничной койке Рудика. Надеюсь, он еще жив, а вдруг нет?
Судя по всему за последние дни в голову Мариши мысль о том, что же там с Рудиком, не забредала, потому что она скривилась, как от лимона, и сказала:
– В самом деле нехорошо получается. Может быть, он пришел в себя, дал показания, и мы совершенно напрасно тут болтаемся и впутываемся в Мишкины неприятности.
Воодушевленные этой идеей, мы начали дозваниваться до больницы. Сначала попали на какого-то мужчину, который ужасно спешил и ничем не мог нам помочь. Он только предложил подождать несколько секунд, пока он позовет дежурную. Судя по пролетающим минутам, мужчине по пути попалось более интересное занятие, и про нас он напрочь забыл. Наконец к телефону кто-то подошел и аккуратно положил трубку. Мы позвонили еще раз, там оказалось занято, тогда мы позвонили еще и еще, и на третий раз нам повезло. Дежурная была на месте и в хорошем настроении. Она нам живо сообщила, что такой-то больной сегодня выписался в два часа дня и своим ходом отправился домой.
– С черепно-мозговой травмой отправился? – поразилась Мариша.
– Он проходил у нас обследование, ни о каких травмах головы не указано, – заверила нас дежурная.
– Это не наш, – с облегчением сказала Мариша. – Посмотрите еще.
Дежурная оказалась покладистой женщиной и послушно посмотрела еще. Результатом ее поисков стало заявление, что наш Рудик из реанимации переведен, но состояние у него по-прежнему тяжелое, к нему никого не пускают.
– А говорить-то он может? – продолжала допытываться Мариша.
– Что вы? – удивилась дежурная. – Он же в коме.
