выбирала платье, на это у нее тоже ушло немало времени. Словом, утро выдалось хлопотное. И у Доронина мы появились только около полудня. В виде исключения он нам на этот раз обрадовался.
– Очень хорошо, что явились. Заберете своего знакомого. Он нам тут больше не нужен! – крикнул он нам, едва мы переступили порог.
– Какого нашего знакомого? – осторожно спросила Мариша.
Я ее осторожность прекрасно понимала и разделяла, ведь если нам сейчас попытаются всучить скандального Рудика, то надо от него всеми силами отказываться. Но, как и обещал Жорик, выдали нам Мишку, от которого лично я тоже бы отказалась, но Мариша почему-то была довольна нашим приобретением.
– Значит, ты ни в чем не виноват? – спрашивала она его с таким глупым видом, что меня просто затошнило.
– Ни в чем! – заверил ее Мишка, что было, конечно же, откровенным враньем, но поди-ка докажи это влюбленной дурочке. – А все этот придурок Рудик затеял, вообразив, будто брильянты у тебя дома. Он уже во всем признался.
– И мало того, что признался, – вставил Доронин. – Мы провели у него дома обыск и нашли те самые перчатки, в которых он приходил к вам на квартиру. Он даже не потрудился от них избавиться, наверное, жалко стало. Кожа на них и в самом деле отличная.
– К тому же его по приметам опознал мой родственник, помните, мы ему еще вчера звонили. Ну тот, который передал Рудику ключи, – снова встрял Мишка, который отлично чувствовал себя в милиции.
– Конечно, предстоит еще дополнительное опознание по фотографии или даже лично, – прервал его более осторожный Доронин. – Но уже сейчас ясно, что ключи у Рудика были с собой, только это надо как-то доказать, пока мы их не обнаружили. Как и когда он от них умудрился избавиться? Из-за них даже пришлось провести у него на квартире обыск, и все равно ничего.
– Но алиби у Рудика на время обоих убийств нет даже самого отдаленного, – сокрушенно помолчав в почтительной тишине, продолжил Доронин перечень гвоздей в крышку гроба Рудика. – Но конечно, главное – это перчатки с каплями крови, которые остались на них после первого убийства. И мы нашли соседку, которая как раз возвращалась с дачи и обратила внимание на то, что в Маришину квартиру зашли практически одновременно два мужчины. В одном из них она опознала Рудика, а в другом – первого пострадавшего.
– А зачем он дверь открывал, когда эти самые пострадавшие ломились в нее? – запоздало удивилась я, когда мы уже вышли на улицу. – Сидел бы себе тихонько. Дверь-то он за собой сообразил закрыть?
– Он полагал, что звонить может только тот, кто оставил тут свои брильянты, а его он ждал с большим нетерпением, так как тому полагалось немедленно во всем Рудику признаться и рассказать, куда именно спрятаны брильянты, – пояснила мне Мариша, а Мишка подхватил:
– Встречаться с Маришей Рудик особым желанием не горел, но был уверен, что владелец камешков не решится оставить свое сокровище надолго без присмотра. О том, что я в тот же день прямо от художника вернулся в Москву, и о том, что к Марише вообще не заходил, он не знал. И ему даже в голову не пришло спросить у Сеньки, как тому удалось раздобыть ключи, – продолжал Мишка. – А Сенька, понятное дело, инициативы тоже не проявил. Да у него и времени не было – Рудик сразу же рванул от него, как только получил вожделенные ключи. А в Москве никто толком не знал, где именно я нахожусь в последние дни, поэтому Рудик вполне мог решить, что я так и остался в Питере.
– Как же он узнал, что эти брильянты вообще существуют? – спросила я, и Мариша тоже вопросительно посмотрела на Мишку.
– Ну, он в какой-то степени был нашим человеком, и у нас до сих пор с ним много общих знакомых сохранилось. Кто-то из них мог знать о том, что у меня была крупная сумма, а потом она пропала и я вместе с ней, – смущенно от того, что у него столько знакомых, которые мало того, что не умеют держать язык за зубами, так еще и на чужое добро зарятся, произнес Мишка. – Во всяком случае, знакомых настолько близких, чтобы быть в курсе дела. И потом, особой тайной это не являлось, наоборот, про поиски знала вся столица и потешалась соответственно. А все смешное очень быстро становится всеобщим достоянием. Рудику могли рассказать это как забавную байку, а он потом сопоставил факты и мое появление в Питере и решил, что я спрятал брильянты у своей бывшей невесты и ушел под воду. Или, что более вероятно, он случайно увидел меня в питерском аэропорту. Иначе как он мог вычислить Сеньку, который только там был со мной?
– Представляю себе состояние Рудика, когда он вламывается в чужую квартиру с намерением всласть пошарить по ящикам и полочкам, а тут в дверь начинают ломиться твои любовники, – дождавшись, когда Мишка отошел к ларьку за пивом, сказала я. – А по нему и не скажешь, что он в состоянии убить кого- нибудь крупней кролика. Весь такой маленький, худенький и тщедушненький. Самого охранять надо.
– Да, мал золотник, а дорог, – несколько туманно высказалась Мариша. – Наверное, он решил одним махом избавиться и от конкурентов на любовном фронте, расчистить себе, так сказать, дорогу, и от возможных конкурентов в поисках брильянтов. Только одного я не могу понять, куда делись те ключи, с помощью которых он проникал ко мне в квартиру. Ведь мы же с тобой его карманы осмотрели и при нем их не обнаружили, а они должны были быть. Как же иначе он проник в квартиру? Он же не ожидал, что ему в башку угодит геологическая коллекция моего брата, и не мог предусмотрительно запрятать ключи подальше.
– Он открыл входную дверь, прошел в прихожую, и тут ему на голову посыпались камни, – продолжила я. – А где были его перчатки в это время? Перчатки, в которых он посещал квартиру первые два раза?
– Не повезло Рудику, что твоя квартира, Мариша, вроде проходного двора оказалась, – одаривая нас баночным пивом, произнес вернувшийся Мишка. – И если бы один раз облом. А представляете, как челюсть у него отвисла, когда он во второй раз открывает дверь, а за ней снова стоит вовсе не долгожданный Мишка, а какой-то мужик, про которого он понимает только одно: сидеть этот тип здесь не должен. Предлагаю отметить повторное спасение вашего обожаемого Мишки в каком-нибудь ресторанчике нынче же вечером. Улавливаете?
Но мы не торопились порадоваться Мишкиным словам. Уверенность, что убийца найден, возникшая при последнем посещении милиции, под воздействием свежего воздуха куда-то улетучилась. Мы подозрительно посмотрели на Мишку и подумали, что он что-то слишком уж злорадствует. Словно бы ему удалось удачно обвести всех вокруг пальца и теперь можно торжествовать победу.
– Как-то все-таки странно, что при Рудике, когда мы нашли его на полу моей квартиры, не нашлось ни ключей, ни перчаток, – произнесла Мариша, пристально глядя на Мишку поверх своей пивной банки.
– Перчатки были у него спрятаны в кроссовки, – несколько прояснил атмосферу Мишка. – А вот куда он засунул ключи, и в самом деле загадка.
После этого он радостно засмеялся, а мы почти окончательно уверились, что он не так прост, как хочет казаться.
– Небось сам все и подстроил, – шипела мне Мариша, когда мы возвращались домой.
Мишка отправился подыскивать нам ресторанчик на вечер, где, как он выразился, сносно кормят и не мешают проявлению личности. Что он под этим подразумевал, мы выяснять не стали, у нас были дела поважней. Нам предстояло решить вопрос, не вредно ли для нашего здоровья ужинать в обществе человека, который предположительно может являться двукратным убийцей.
– И для тебя мне еще нужно успеть найти дружка, – проворковал Мишка на прощание, обращаясь ко мне.
Мариша смерила его в высшей степени холодным взглядом, но Мишка, пребывая в радужном настроении, убежал, так ничего и не заметив.
– Лучше бы он и не возвращался, – заключила Мариша. – Одни беспокойства от него.
Я была с ней согласна относительно второго. Но промолчала, поскольку знала еще одного человека, от которого у окружающих тоже постоянно головная боль возникала, но он никуда уходить не собирался и меня от себя отпускать – тоже.
– Только не вздумай оставить меня наедине с этим типом! – взмолилась Мариша, словно прочитав мои мысли. – Вечер наедине с ним и подозрениями я не выдержу, – добавила она, закрывая входную дверь. – А мы с тобой сейчас перекусим и подумаем, как быть дальше.
Я молча наклонилась, чтобы снять свои босоножки с немыслимо сложной застежкой и поставить их на
