другом месте за скалами, пытаясь поставить себя на место преступника.
– Нет, – наконец вздохнула Юлька. – Ничего не видно. И я ничего не понимаю. Либо Ксюта оказалась случайной жертвой какого-то хулигана, либо тут что-то не то.
Больше мы поговорить на эту тему не успели, потому что увидели Карла с Кати, которые явно обменивались не самыми теплыми репликами.
– В чем дело? – спросила я, подойдя к ним.
– Вот, Кати утверждает, что я во время обыска украл ее телефон, – возмущенно сказал Карл.
– И зажигалку Густава! – заявила Кати.
– Но у меня ничего этого нет! – возмутился Карл. – И ты все время торчала в номере, пока я осматривал его. Как я мог незаметно присвоить эти вещи?
Кажется, до Кати дошла справедливость этого утверждения.
– Но что же это такое? – простонала она. – Выходит, что наш с Густавом номер уже кто-то обыскал? Но кто это мог быть?
– Может быть, это сделал тот человек с пистолетом, который ночью стрелял в вас с Дашей? – очень вовремя предположила Юлька.
– Да! – воскликнула Кати. – Наверняка это он и сделал! Но откуда у него взялся ключ от нашего номера? Или он и к нам тоже проник через балкон?
– Вполне возможно, – ответила я, глядя в сторону, потому что мне, как никому другому, было хорошо известно, что ночной визитер, кем бы он там ни был, к пропаже зажигалки и сотового телефона Кати не имеет никакого отношения.
И я ужасно боялась, что Кати вспомнит, как я ночью ходила к ней в номер за их чемоданом и сумкой. И что оба эти предмета потом всю ночь простояли у нас в номере всего в нескольких шагах от меня. А утром вдруг переместились обратно в номер Кати. Пока что Кати, одурманенная лекарством Таты, этого не помнила. Но вдруг в голове у нее прояснится и она вспомнит?
– Чертова Мариша! – прошипела я себе под нос, когда Кати и Карл отправились в номер Кати осматривать перила балкона в поисках следов похитителя зажигалки и сотового телефона.
– Что? – спросила Юлька. – Так телефон это ее рук дело? Она его прихватила?
Я мрачно кивнула.
– Пусть отдаст! – возмутилась Юлька.
– Сама ей об этом скажи, – предложила я. – У Мариши в последнее время насчет телефонов прямо какая-то фобия.
И я рассказала Юльке о той слежке за Карлом и его серым телефоном, которую предприняла у себя дома в Вене Мариша.
– Вот как? – протянула Юлька. – Это все необходимо обсудить с Маришей.
Но обсудить нам это в данный момент не удалось, потому что прозвучал сигнал к обеду. Народ повалил в столовую, Карл с Кати тоже присоединились к нам, а немного спустя появилась и Мариша. Ей Карл и Кати тоже поведали о пропаже зажигалки и сотового телефона Кати. Мариша в ответ и глазом не моргнула. Она лишь пожала плечами и заметила, что по сравнению со смертью Густава такие мелочи, как пропажа паршивой зажигалки и телефона, кажутся ей смешными.
– И это даже оскорбительно для памяти Густава, что ты так трепыхаешься из-за какого-то сотового телефона, – укорила она Кати.
В ответ глаза Кати снова наполнились слезами. Она заявила, что Мариша самая черствая личность, какую ей приходилось встречать. И что в том пропавшем телефоне были телефонные номера, которые ей будут в Вене позарез необходимы – они у нее нигде не продублированы. И вообще, ей могут звонить по этому телефону.
Несмотря на то что Карлу не удалось найти в номере Кати никаких следов ночного похитителя телефона, он почему-то уверовал, что стрелявший в нашем номере и укравший телефон и зажигалку – это одно лицо. В этом заблуждении он пребывал до конца обеда. И еще некоторое время после него. В общем, до тех пор пока Мариша не позвала его прогуляться к бассейну.
Мы с Юлькой и Кати остались у нас в номере. С прогулки Карл вернулся очень бледным и избегал смотреть в сторону своей жены. Извинившись, он сразу же куда-то умчался. Кати ушла следом за ним. И мы наконец остались втроем.
– Что ты ему такое сказала? – набросились мы на Маришу. – На мужике лица не было.
– Не знаю, – пожала плечами Мариша. – Я всего лишь предложила ему обмен.
– Обмен? – удивились мы.
– Ну да, – кивнула Мариша. – Я хотела, чтобы он поделился имеющейся у него информацией о том, кто мог убить Густава, с нами.
– Он нам информацию, а мы ему что? – спросила я.
– Даша, помнишь те листы бумаги, которые мы нашли в чемодане Густава? – заговорщицким тоном спросила у нас Мариша.
Я вздрогнула. Потому что из-за кражи Маришей сотового телефона и зажигалки совершенно забыла про кипу белых листочков. Кати про них не упоминала, и я тоже как-то упустила их из вида. Но теперь, когда Мариша мне про них напомнила, я, конечно же, поняла, о чем идет речь.
– И что? – спросила я. – Какая в них ценность? Они же совершенно чистые.
– Да? – ехидно спросила Мариша. – Ты так думаешь? Тогда тебе будет любопытно взглянуть на одну вещь.
С этими словами она устремилась к нашему многострадальному балкону и подняла одну из плиток, которыми был выложен на нем пол. Кстати говоря, я понятия не имела, что эта плитка поднимается. Может быть, потому что именно на этой плитке стоял горшок с пальмочкой. Пальму Мариша отодвинула в сторону без всякого почтения и достала из углубления под ней стопку листов бумаги, завернутых в полиэтилен.
– Тайник? – удивилась я. – Откуда?
– Сама проковыряла, пока вы с Юлькой на берегу убийцу высматривали, – сказала Мариша.
После этого она достала из пакета один листок, положила его на стол и обратилась к нам:
– Что написать?
Мы с Юлькой пожали плечами.
– Ну, это без разницы, – сказала Мариша. – Смотрите.
И она размашисто вывела на верхней части листа «Привет, Карл. Это Мариша. Как поживаешь?» Мы с недоумением смотрели то на Маришу, то на лист бумаги. Но внезапно Юлька воскликнула:
– Смотрите, она исчезает!
Я посмотрела и с удивлением убедилась, что надпись, сделанная Маришиной рукой, и в самом деле стремительно исчезает. Я успела увидеть только последнюю букву и вопросительный знак. А спустя мгновение и они исчезли. Вместо них остался девственно чистый лист бумаги. Мы внимательно изучили его с двух сторон, чуть ли не обнюхали. Но ни следа написанного Маришей не сохранилось на белой поверхности листа.
– А еще говорят: что написано пером, то не вырубишь топором! – восхищенно протянула Юлька. – Какая удивительная бумага! Всосала в себя надпись.
– Должно быть, бумага пропитана каким-то раствором, – догадалась я.
– А зачем такая бумага была нужна Густаву? – спросила Юлька.
– Вот это и я хотела бы знать, – сказала Мариша.
– Слушайте, а вдруг там уже что-то написано? – предположила я. – Вдруг Густав изложил там что-то очень важное?
– Или только собирался это сделать, – сказала Мариша. – Но для нас это безразлично. Прочесть мы все равно не сможем.
– Из школьного курса истории я помню, что Ленин, когда находился то ли в тюрьме, то ли в ссылке, писал между строк молоком, – внезапно вспомнила я. – Молоко высыхало, и на бумаге становилось невидимым. А потом уже единомышленники будущего вождя, получая его письма, нагревали их над огнем. И написанные молоком строки отчетливо проступали.
– Это все, что ты запомнила из целого курса истории? – ехидно спросила у меня Мариша.
– По крайней мере по существу, – обиделась я.
