Январь сорок четвертого. Развернулась грандиозная битва под Ленинградом. Истребители гвардейского авиаполка получили задачу прикрывать наступающие с ораниенбаумского плацдарма соединения и части 2-й ударной армии. Однако ни в первые, ни в последующие двое суток начатой войсками Ленинградского фронта операции (14 января) подняться в воздух не удалось — мешал густой снегопад. Лишь на четвертый день небо прояснилось. Летчики сразу повеселели. Подготовившись и нанеся на карты новую линию фронта, они вылетели прикрыть части, вклинившиеся в оборону врага. Группу возглавил командир полка.
Слой облаков был тонким. Но они опускались временами до полутора тысяч метров. Просматривать все пространство летчикам было трудно. Майор Голубев оставил свою четверку 'лавочкиных' внизу, а группу заместителя командира полка капитана Карпунина отправил за облака. Теперь гвардейцы могли заметить фашистские бомбардировщики на любых высотах. Рассчитывал Голубев и на помощь наземных станций наведения — там находились представители авиаторов.
Галсируя над полем, Голубев видел, как развивается бой. Земля будто пульсировала взрывами, расцвечивала себя мириадами трасс. Наши войска продвигались вперед, взламывая оборону врага.
Самолеты противника так и не появились. Видно, не хватало у гитлеровцев сил, чтобы одновременно прикрыть все образовавшиеся бреши в обороне. Когда время патрулирования подошло к концу смены, Голубев решил израсходовать боекомплект по наземным целям.
— 'Ястребы', я 33-й, атакуем минометные батареи, — передал командир полка по радио и устремился в пике.
За Голубевым последовали ведомые. К разноголосице боя добавился дробный перестук авиационных пушек. С земли самолеты обстреляли 'эрликоны'. Но плотность их огня теперь была малой. Набрав высоту, группа еще раз проутюжила очередями снарядов позиции минометчиков и, передав смену прибывшим истребителям, вернулась на аэродром.
В дальнейшем гвардейцы прикрывали наступающие войска, штурмовали отходящих гитлеровцев. На пятые сутки операции 2-я ударная армия штурмом взяла Ропшу и соединилась с 42-й армией, с боями продвигавшейся с Пулковских высот. Кольцо вокруг петергофско-стрельнинской группировки противника замкнулось. К 21 января ее ликвидировали.
Образовался общий фронт советских войск. Продолжая наступление, соединения и части Ленинградского и Волховского фронтов к 27 января взломали оборону врага в 300-километровой полосе, преодолели с боями от 60 до 100 километров. Угроза Ленинграду была полностью снята.
Город Ленина салютовал своим доблестным защитникам 24 артиллерийскими залпами из 324 орудий. Впервые после изнурительной 29-месячной блокады его затемненные кварталы озарили электрические огни.
Фронт уходил дальше и дальше на запад. Гвардейцы-авиаторы перебазировались на остров Лавенсари и так же надежно прикрывали наземные войска. 2-я ударная армия, форсировав Нарву, захватила два плацдарма. Командующий фронтом приказал ей с 15 февраля перейти к обороне.
Полк пополнился летчиками. Молодежь быстро вводили в строй. Майор Голубев следил за этим предельно внимательно, строго. Он был уверен, что командиры эскадрилий, звеньев, другие опытные, закаленные в боях наставники знают и секреты победы, и пути к мастерству, научат этому подчиненных. Но и сам контролировал подготовку каждого новичка, прежде всего отработку элементов боевого применения.
Однажды, отсекая атаку 'мессера' на ведущего, молодой летчик лейтенант Нефагин умелым маневром вогнал фашиста в землю, не сделав при этом ни одного выстрела. Когда сели, командир полка спросил:
— Почему же не стреляли? Возможность для этого у вас имелась.
— Отрабатывал умелый маневр, товарищ майор, как учили, — нашелся молодой летчик.
— Что ж, неплохо, видать, учили, — заключил Голубев. И все дружно засмеялись. Нефагин быстро вырос в зрелого мастера. В бой с ним ходили охотно. А через несколько месяцев он совершил подвиг, который обессмертил его имя.
Майор Голубев выслал в тот день звено 'лавочкиных' прикрыть корабли. Над Финским заливом советским летчикам встретились три девятки Ю-87 и шесть сопровождавших их ФВ-190. Медлить было нельзя, иначе моряки подверглись бы удару с воздуха. Ведущий лейтенант Камышников подал команду:
— Атакуем четверкой!
Гвардейцы действовали стремительно. Фашистские истребители и опомниться не успели, как два Ю-87 были сбиты. Не отходя далеко друг от друга, умело взаимодействуя, пары 'лавочкиных' во главе с лейтенантами Камышниковым и Селютиным прочно удерживали инициативу, навязывали врагу свою волю. Ведомые летчики Батяйкин и Нефагин надежно прикрывали своих ведущих.
Враг оборонялся и наседал ожесточенно.
Воздух содрогался от рева моторов. Самолеты с красными звездами и черными крестами преследовали друг друга, обстреливали на пересекающихся курсах, временами сходились в лобовых атаках. Волоча черные шлейфы дыма, падали в воду 'фокке-вульфы', 'юнкерсы'.
На истребителях Камышникова и Батяйкина закончились снаряды. Но летчики не выходили из боя. Помогая товарищам, они дерзко атаковали врага.
Комсомолец Нефагин неотступно следовал за ведущим, оберегая его от гитлеровцев. Когда на Селютина внезапно бросился 'фокке-вульф', Нефагин сбил его меткой очередью. Но Селютину уже угрожал другой истребитель. Нефагин вновь поспешил на выручку, дал по атакующему несколько очередей из пушек. Но промахнулся. Фашист между тем упорно шел на Селютина. Нефагин снова обстрелял 'фокке-вульф', но тот не сворачивал. Для маневра, второй атаки не оставалось времени: жизнь боевого друга висела на волоске. Нефагин увеличил скорость, расстояние между самолетами мгновенно сокращалось. Еще миг, и истребитель Нефагина врезался в машину врага.
Таранив противника, комсомолец Петр Андреевич Нефагин спас командира. Сейчас некоторые считают, что это средство борьбы наши летчики большей частью применяли в первый год войны. Такое мнение ошибочно. Если нельзя было уничтожить врага иными средствами, наши летчики всегда шли на таран. Из 24 воздушных, наземных и морских таранов, совершенных авиаторами Краснознаменного Балтийского флота, три приходятся на последние четыре месяца 1945 года.
Ожидая вылета, люди отдыхали в землянке. Одни дремали, забравшись на нары. Другие неторопливо беседовали. Кто-то высыпал на длинный неструганый стол костяшки домино. К темным квадратикам сразу потянулось много рук. Игра вызвала оживление, в землянке стало шумно.
На пороге появился подполковник Голубев: недавно ему присвоили очередное воинское звание. Шум стих, встав, летчики повернулись к командиру. В вопросительных взглядах подчиненных Василий читал одно: 'Когда же полетим?'
— Скучаете? — спросил он.
— Не все, товарищ командир, — ответил младший лейтенант Серов и, махнув рукой в сторону нар, добавил: — Некоторые не теряются.
— И правильно делают, — добавил Голубев. — На фронте нужно уметь и впрок отсыпаться. Кто знает, придется ли хорошо отдохнуть завтра.
— На перемены что-то не похоже, — сказал проснувшийся штурман полка капитан Дмитриев. — Тучи плывут с моря, весь залив закрыли.
— И над Нарвой погода скверная, — произнес Голубев. — А там идут жестокие бои, необходимо прикрытие с воздуха.
Поняв, зачем пришел командир, все умолкли. Ждали, кого же пошлет на задание. А подполковник не торопился называть фамилии: в случаях, когда согласно требованиям руководящих документов метеоусловия считались нелетными, он не отдавал приказа на вылет, поднимался в небо сам или ждал, найдутся ли добровольцы, чтобы определить, посильным ли будет им задание.
— Кому по душе такая погода? — задал вопрос Голубев.
Летчики зашумели, наперебой вызываясь в полет.
