Она пишет ответ: «Что-нибудь новое?»
Кликает на «отправить». Проходит не более минуты, и в папке «входящие» появляется новое сообщение от Карин: «Ты можешь ко мне подъехать?»
Ответ: «Буду в лаборатории через десять минут».
В кабинете Карин Юханнисон в ГКЛ нет окон. За исключением стеклянной перегородки, отделяющей комнату от коридора, стены от пола до потолка увешаны простыми книжными полками, а на письменном столе кучи папок. Бросается в глаза толстый ковер на желтом линолеуме — красный в крапинку, настоящий дорогой ковер, который, насколько известно Малин, принесла сюда сама Карин. Он придает комнате, несмотря на царящий здесь беспорядок, благородный и уютный вид.
Карин сидит за письменным столом, такая же неправдоподобно свежая, как всегда.
Она приглашает Малин сесть, и та опускается на маленькую скамеечку прямо у двери.
— Я получила ответ из Бирмингема, — говорит Карин, — и сверила их результат с данными Бенгта Андерссона. Они не совпадают. Это не он изнасиловал свою сводную сестру в лесу.
— Кто это был, мужчина или женщина?
— Это мы не можем определить. Но знаем, что это был не он. Ты так и думала?
Малин качает головой.
— Нет, но теперь мы знаем.
— Теперь мы знаем, — повторяет Карин, — и братья Мюрвалль могут узнать. Ты думаешь, что кто-то из них убил Бенгта Андерссона? И может, он признается теперь, когда поймет, что совершил ошибку?
Малин улыбается.
— Чему ты улыбаешься?
— Ты сильна в химии, Карин, — отвечает Малин, — но в людях ты разбираешься гораздо хуже.
Обе женщины замолкают.
— Почему ты не могла сказать это по телефону? — спрашивает Малин.
— Я хотела сообщить с глазу на глаз. Мне показалось, так будет лучше.
— Почему?
— Малин, ты бываешь такая замкнутая, такая напряженная. И мы часто сталкиваемся с тобой на работе. Разве не приятно один раз увидеться вот так, в спокойной обстановке?
На обратном пути из ГКЛ звонит телефон.
Малин отвечает, пересекая парковку — она идет мимо закрытых ворот гаража, в сторону кустарников, где стоит ее «вольво», припаркованная рядом с глянцево-серым «лексусом» Карин.
Это Туве.
— Привет, дорогая.
— Привет, мама.
— Ты в школе?
— Сейчас перемена между математикой и английским. Мама, ты помнишь, что родители Маркуса собирались пригласить тебя на ужин?
— Помню.
— Можешь сегодня? Они хотят сегодня вечером.
Врачи. Элита.
Они хотят.
Нынешним же вечером.
Или они не знают, что у других тоже бывает плотный график?
— Разумеется, Туве, я могу. Но не раньше семи. Передай Маркусу, что это будет здорово.
Она кладет трубку.
Открывая дверь машины, Малин думает: «Что происходит, когда взрослые лгут своим детям или причиняют им боль? Неужели каждый раз на небе гаснет звезда?»
62
— Остался ли хоть один камень, под который мы еще не заглянули? — спрашивает Зак.
— Не знаю, — отвечает Малин. — Я не вижу картину в целом. Только отдельные куски, которые не складываются.
Стрелка часов на кирпичной стене медленно приближается к двенадцати.
В офисном помещении участка почти пусто. Зак сидит за своим столом, Малин на стуле рядом.
В отчаянии? Мы?
Мы всего лишь в сомнениях.
Бесконечное заседание, посвященное состоянию расследования, началось сразу после того, как Малин вернулась из ГКЛ.
И сразу с плохих новостей.
С места по длинную сторону стола доносится невеселый голос Юхана Якобссона:
— Последние папки в компьютере Рикарда Скуглёфа содержат самые обычные порнографические снимки. Впечатляет, но ничего особенного. Как в журналах. Осталась еще одна с чертовски заумной системой кодирования, но мы работаем над этим.
— Будем надеяться, что она раскроет нам тайну, — сказал Зак, и в его голосе Малин послышалась слабая надежда на то, что теперь-то все закончится.
Они двигаются на ощупь. Пытаются найти тот один-единственный ракурс, который выявит наконец связь. Но как они ни стараются, снова возвращаются к тому, с чего начали. Человек на дереве и люди вокруг него: Мюрвалли, Мария, Ракель, Ребекка. Ритуал, язычество. Валькирия Карлссон, Рикард Скуглёф и некоторая неопределенность в отношении Йимми Кальмвика и Иоакима Свенссона. Какую глупость могли они еще сделать за те несколько часов, на которые обеспечили друг другу алиби?
— Все это мы знаем, — сказал Свен Шёман. — Вопрос в том, можем ли мы извлечь из этого нечто большее? Есть ли нам куда двигаться? Видим ли мы какие-нибудь следы?
Тишина в зале — долгая, мучительная.
Потом заговорила Малин:
— Может, нам стоит все-таки рассказать братьям, что Бенгт Андерссон не насиловал их сестру? И когда они это узнают, всплывет что-нибудь новое?
— Сомнительно. Малин, ты сама-то в это веришь? — спросил Свен.
Малин пожала плечами.
— Мы отпустили их, — напомнил Карим. — И не можем задержать снова только ради этого. А если мы приедем к ним поговорить, не имея ничего другого, новые обвинения в преследовании семьи Мюрвалль гарантированы. Скандал нам сейчас совершенно не нужен.
— И ничего нового? Никаких звонков? — с надеждой спросил Юхан.
— Ничего, — ответил Свен. — Все тихо.
— Мы можем снова попросить о помощи, — предложил Юхан. — Кто-нибудь должен что-нибудь знать.
— СМИ сожрут нас с потрохами, — отозвался Карим. — Теперь мы должны выпутываться сами, без посторонней помощи. Нас ославят в прессе — вот все, что из этого получится.
— Управление криминальной полиции? — предложил Свен. — Может, пришло время обратиться к ним? Мы должны признать, что топчемся на месте.
— Не сейчас, не сейчас. — Несмотря на все, голос Карима звучал уверенно.
Они покинули зал заседаний с чувством, будто что-то должно случиться, а им остается только следить за развитием событий, выжидать. Тот или те, кто повесил Бенгта Андерссона на дереве, каким-то образом обнаружат себя снова.
