подземного перехода, я так и не узнал. Глаза мне застелил серебристый туман, неизменно сопутствующий переходу в иную реальность.
Глава 13
Тяжелый, распаренный во влажной духоте день, вполне обычный для московского лета, шел на убыль. Солнце краем уже касалось крыш самых высоких домов, но до наступления сумерек, когда на улицах города включится электрическое освещение, оставалось еще часа полтора. Проезжая часть Охотного ряда, как обычно, была заполнена плотными потоками машин, поверх которых плыл голубовато-серый слой удушливых выхлопных газов. Безнадежно, как будто из последних сил, шелестела пыльная листва на чахлых древьях, росших на обочинах трассы.
На мне были джинсы, легкие серые полуботинки, голубая ветровка и черная майка без рукавов с большими серебристыми буквами на груди, вопрошающими: «WHO?» Вопрос весьма актуальный во всех отношениях.
Обернувшись, я посмотрел на здание бывшего КГБ. Широкий фасад его, знакомый едва ли не всему миру не хуже лондонского Биг-Бэна, как прежде, не вызывал никаких положительных эмоций. Но теперь здание уже не было отгорожено от города высоченным забором и противотанковыми надолбами. С облегчением я вздохнул только тогда, когда увидел пустой постамент на зеленом пятачке посреди Лубянской площади. Право же, мне захотелось прямо сейчас отправиться к Дому художников, чтобы убедиться в том, что Железный Феликс, как ему и положено, лежит там, упакованный в свою длиннополую шинель, и, глядя пустыми оловянными глазами на проплывающие по небу облака, думает о чем-то своем, заветном, – быть может, о том, как бы снова взобраться на пьедестал? Как бы повернуть все так, чтобы страна вновь услышала шаги командора? И ладно бы, если бы об этом мечтал только один железный истукан.
Однако сейчас у меня не было времени на то, чтобы повидаться с Феликсом Эдмундовичем и убедиться, что он пока еще не стал символом новой России. Следуя указаниям Париса, я должен был продолжать движение в направлении Кузнецкого моста, не имея ни малейшего представления, что ждет меня в конце этого пути.
Внезапно мозг пронзила острая, как кошачий коготь, мысль: Витька!
Я глянул по сторонам, надеясь в душе, что среди толпы, обтекающей меня с двух сторон, вдруг мелькнет знакомое лицо, но при этом заранее зная, что Витьки рядом со мной нет.
Все верно, он сам сделал свой выбор, решив остаться в том варианте реальности, где ему предоставилась возможность защищать свое право на свободу с оружием в руках. И за те пять минут, что отвел мне Парис, я не мог убедить друга переменить решение. Но почему-то я все же чувствовал свою вину в том, что оставил Витьку.
Мне следовало, не теряя времени, идти к Кузнецкому мосту, но я все же решил спуститься в подземный переход, чтобы еще раз взглянуть на то место, где в ином варианте реальности Витька с Федором вели бой с многократно превосходящими их числом вэвэшниками. Я чувствовал, что мне необходимо это сделать, хотя и сам не мог понять, какой в этом смысл. Теперь мы с Витькой находились в разных вариантах реальности, и я уже ничем не мог помочь своему приятелю. Правда, у меня в кармане лежал клиппер, на котором были выставлены все те же параметры, указывающие путь в мир, где здание КГБ именовалось Президентским дворцом, но я точно знал, что у меня не хватит решимости вновь воспользоваться прибором, чтобы вернуться туда. В отличие от Витьки я без особого труда смог убедить себя в том, что это был не мой мир и я не имел ни малейшего отношения к тому, что в нем происходило.
Я быстро сбежал вниз по лестнице, ловко уклоняясь от столкновения с теми, кто стремился подняться наверх и при этом не желал принимать в расчет интересы других.
В переходе царили обычные суета и неразбериха. Одним нужно было поскорее покинуть метро, другие, наоборот, стремились как можно быстрее туда попасть. И тем и другим мешали те, кто стоял посреди людских потоков, растерянно глядя по сторонам и пытаясь понять, в какую же сторону нужно идти, а также торговцы газетами, дешевой бижутерией, майками и прочей мелочью, привлекающие зевак, завороженно глазевших на товары, которые им были совершенно не нужны. Ничто не напоминало о том, что происходило в этом переходе в ином варианте реальности, покинутом мною всего пару минут назад.
Я отыскал глазами небольшой продовольственный магазинчик напротив входа в метро, обгоревший остов которого в иной реальности служил укрытием Витьке с Федором. Магазинчик ничем не выделялся среди остальных таких же гастрономических лавочек, теснившихся у стен перехода. Стандартные наборы товаров в них отличались разве что ценами. Однако в магазине, на который я смотрел, царило какое-то необычное оживление.
Движимый не до конца еще осознанным предчувствием, я пробрался к дверям магазинчика. Энергично и, каюсь, порою не очень вежливо раздвигая толпу плечом, я шел к намеченной цели, не обращая внимания на проклятия и ругань, летевшие мне в спину.
К тому моменту, когда я добрался до дверей магазина, из них выбежала всполошенная толстая тетка в белом халате, с наколкой на высокой прическе и истошно завопила:
– Милиция!
Следом за ней из магазина вывалился здоровенный детина в сером халате с закатанными по локоть рукавами, под которым у него, похоже, больше ничего не было.
– Иди сюда! – Детина одним рывком выволок из магазинчика человека в ярко-красной ветровке, которого он мертвой хваткой держал за шиворот.
Это был Витька Кровиц, собственной персоной! Растерянно глядевший по сторонам и безвольно размахивающий руками, он был похож на несчастную тряпичную куклу, повисшую в руке у злого кукольника.
– Милиция! – снова завопила тетка.
– Что случилось? – спросил я, вынырнув из толпы прямо перед ее выступающей вперед, подобно скале, грудью.
Тетка окинула меня оценивающим взглядом и, должно быть, осталась довольна осмотром.
– Этот хмырь! – указала она рукой на Витьку. – Забрался в подсобку магазина! Понять не могу, как он туда пролез! Я бы его, в красной-то куртке, непременно заприметила!
– Разберемся, – пообещал я и встал на пути у детины, волокшего Витьку к входу в метро, где находился дежурный пункт милиции.
