– А, да, конечно, – затряс нечесаными патлами доктор Вин-Винтовский.
– Безумно интересно! – азартно воскликнул профессор Хруль.
Он даже хотел было вскочить на ноги. Но зацепился животом за край стола и снова плюхнулся на стул.
– Господа! – Гиньоль перевел взгляд с худого на толстого. – Доктор, профессор. – Он таинственно улыбнулся. – У меня к вам дело чрезвычайной важности!
Оба уполога замерли в ожидании.
Они понятия не имели, чего, собственно, ожидать? А потому выражения их лиц были скорее испуганными, нежели заинтересованными.
– Что вы думаете об угрозе инопланетного вторжения? – спросил Гиньоль.
В столовой повисла зловещая тишина.
В дальнем углу, непонятно с чего вдруг, сдавленно пискнула Мадлона.
Взгляд хозяина, казалось, придавил гостей к спинкам стульев. Как перегрузка примерно в 5g.
– Я жду ответа.
Доктор Вин-Винтовский медленно поднял руку и принужденно кашлянул в кулак.
– В каком смысле? – спросил он внезапно осипшим голосом.
– В том самом, который вы сами в него вкладываете, – ответствовал Гиньоль.
Профессор Хруль принялся нервно ерзать на стуле. Как будто ему вдруг нестерпимо захотелось в туалет. Лицо его приобрело страдальческое выражение. Казалось, ему хотелось сорваться с места и куда-то бежать. Вот только он страшно боялся последствий этого необдуманного поступка.
Вторя ему, доктор Вин-Винтовский принялся нервно барабанить ладонями по краю стола.
Так, подумал Гиньоль, не хватало только, чтобы еще и Мадлона в углу разрыдалась.
Но Мадлона, на удивление, держалась молодцом. Из ее уголка более не доносилось ни звука.
– Что вы от нас хотите? – внезапно выбросил вперед длинную, худую, как палка, руку доктор Вин- Винтовский.
– Да! Что вам от нас нужно?
Профессор Хруль попытался-таки вскочить на ноги, и вновь живот помешал ему сделать это как подобает.
– Господа! – Гиньоль поднял руки в умиротворяющем жесте. – Мне кажется, вы неправильно меня поняли!
– А как вас следует понимать? – воскликнул тощий уполог.
– Да! Скажите, как? – поддакнул ему толстый.
В голове у Гиньоля зародилась очень нехорошая мысль. Он начал думать, что, быть может, напрасно связался с этими недоумками из ЦУПа? Быть может, хватило бы и одного фантаста?.. А?..
Обстановку – вот же диво! – разрядила Туанона. Толкнув задом дверь, домработница, пятясь, вошла в столовую. Вкатив серебристый сервировочный столик, она развернулась и, чинно вышагивая, направилась к обеденному столу.
Гости замерли.
Не то в испуге, не то в недоумении.
Если Гиньоль внушал им недоверие, то Туанона – ужас.
Почему – этого упологи и сами не понимали.
Какие уж воспоминания будил в их душах мерный стук каблуков домработницы – о том, должно быть, никто и никогда не узнает. Только оба затихли, сели на свои места и сложили руки на коленках.
С видом невозмутимым и чопорным – какое мне дело до того, что тут у вас происходит, – Туанона принялась накрывать на стол. Если на блюдах действительно лежало то, что осталось от завтрака, значит, Туанона готовила его в расчете на дюжину гостей, которые так и не явились. Тут была и холодная говядина, и рыба под маринадом, и соленые огурчики, и грибочки под майонезом, и ветчинные трубочки, и сырные булочки, и острые соусы, и свежие фрукты. И – видимо, посыльный из магазина все-таки явился – две большие пузатые бутыли портвейна.
При виде такого изобилия даже Гиньоль невольно улыбнулся. А упологи – те так просто пожирали угощение глазами. И, казалось, готовы были начать тихо поскуливать. Как собаки Павлова, услыхавшие звонок.
Туанона окинула творение рук своих придирчивым взглядом, поправила салфетку на тостах, смахнула с края стола невидимую пылинку и молча удалилась. На Гиньоля она даже не взглянула. Ибо и без того знала, что повергла его во прах. Доказав, что ее Дэ втрое, нет, вчетверо выше его! Гиньоль был не против. Его вполне устраивала кухарка даже с очень высоким Дэ, если она может из остатков завтрака приготовить роскошный обед.
Гиньоль взял за горлышко бутылку портвейна, выдернул из нее пробку и повторил свой вопрос:
– Так все же что вы думаете об угрозе инопланетного вторжения, господа?
– Такая угроза, несомненно, существует! – убежденно заявил доктор Вин-Винтовский.
– Вне всяких сомнений! – горячо поддержал коллегу профессор Хруль. – Это ужасная угроза!
– Я рад, что вы так считаете. – Гиньоль наполнил бокалы упологов вином. – Значит, нам есть о чем поговорить.
Однако в течение следующих сорока трех минут поговорить о чем-либо с упологами оказалось невозможно. Они накинулись на еду, точно стервятники на полуразложившийся труп. И были способны издавать лишь нечленораздельные звуки и междометия.
Оставив на время упологов одних – Мадлону, забившуюся в угол, вряд ли стоило принимать в расчет, – Гиньоль покинул столовую, чтобы заглянуть к Франтишеку.
– Пока информации маловато, – Франтишек сунул в рот половинку зефира и почесал под горлышком сидевшего у него на животе попугайчика Ма. – Но мне кажется, что с этими людьми можно иметь дело.
– На мой взгляд, они производят впечатление абсолютных психов. Которых к тому же неделю не кормили. Туанона, кстати, со мной согласна.
– Смею полагать, что внешний вид этих, с позволения сказать, ученых – то же самое, что татуировки и пирсинг, которыми уродуют свои тела подростки.
– То есть?.. – непонимающе сдвинул брови Гиньоль.
– Это неосознанное стремление продемонстрировать окружающим свои душевные страдания. Завуалированный призыв о помощи. Я не знаю, что за проблемы были у этих людей, но, думаю, жизнь их крепко помяла. Упология – для них это не игра, а тот последний стержень, что не дает сломаться. Они никого не дурачат. И хотя, может быть, и сами до конца не верят в то, о чем говорят, но очень, очень хотят поверить.
– По-моему, ты допускаешь некоторую натяжку, – с озадаченным видом Гиньоль потер пальцами подбородок. – Почему нельзя говорить об угрозе панспермии и иметь при этом опрятный, респектабельный вид?
– А почему настоящие рок-музыканты носят длинные волосы и драные майки?
– Это часть имиджа.
– Нет. Имидж – это для неофитов, которые хотят, чтобы их считали рокерами. Для настоящего рок- музыканта его внешний вид – это образ жизни. Это – внешняя оболочка его внутреннего мира. Как ты думаешь, почему у фазана такой длинный хвост?
– Для красоты?
– Природа не думает о красоте. Она руководствуется принципом целесообразности.
– Но длинный хвост только мешает фазану!
– Именно! Это не что иное, как демонстрация принципа избыточности! Это вызов, который фазан бросает всем вокруг. Он как бы говорит своим соперникам: «Смотрите! Даже с таким длинным и неудобным хвостом я все равно лучше вас всех!» То же самое касается и рокеров. И твоих упологов.
– Вот как? – Гиньоль озадаченно хмыкнул. – Кажется, я начинаю понимать…
– Это не так сложно, как кажется. – Франтишек взял из коробки пряник. – Обрати внимание, – он пальцем указал на лежавшую на столике рядом с вазочкой розового желе телефонную трубку, – в твое отсутствие они не произнесли ни слова.
– В столовой осталась Мадлона.