– Мы приручим призраков Ночи, чтобы, когда придет рассвет, они сожрали призраков Дня.
– Это безумие! – Мейт тряхнула головой. Волна рыжих волос колыхнулась из стороны в сторону.
– Точно! – Ше-Рамшо ощерился в улыбке-оскале. – Безумен мир, в котором мы живем. И выжить в нем можно, только поступая как безумец. Ма-ше тахонас! Да, я готов стать безумцем, если это поможет мне выжить!
– Ири… Послушай меня, Ири, – Мейт старалась, чтобы голос ее звучал спокойно и ровно, чтобы ни единой фальшивой нотки не было слышно в фальшивых насквозь словах. – Призраков Ночи не существует. Вспомни, Ири, ты ведь сам говорил, что это только игра больного воображения.
– Да, – легко, – слишком легко! – согласился Ше-Рамшо. – И что с того?
– Как ты собираешься их приручать?
Из подпола вновь донесся крик ужаса и боли. Мейт почувствовала, как острые холодные когти царапают спину, до крови раздирая кожу. Что происходит там, внизу? Что за демоны терзают запертого в темноте человека?
– Ты слышишь? – с усмешкой Ше-Рамшо ткнул пальцем в пол. – Ты слышишь, как он орет? Думаешь, он сошел с ума? Нет! – Ири тряхнул головой и одновременно широко взмахнул рукой. – Если он и безумен, то не более других, родившихся в один с ним большой цикл. Для него призрак Ночи реален – вот в чем дело.
– Все! – Мейт обеими руками взмахнула перед собой, словно перечеркнула разом все то, что говорил Ше-Рамшо. – Пора положить этому конец!
Мейт сделала шаг, направляясь в сторону двери в соседнюю комнату. С удивительным проворством Ири развернулся на табурете и поймал девушку за руку, прежде чем она успела коснуться пальцами дверной ручки.
– Призрак Ночи существует только в воображении своего хозяина, – торопливо, словно боясь, что не успеет сказать все, что нужно, заговорил Ше-Рамшо. – Палач и жертва – неразрывная пара. Что происходит с призраком, потерявшим хозяина, этого не знает никто. Быть может, он исчезает бесследно. Но что, если брошенный призрак находит себе нового хозяина? Понимаешь, о чем я, Мейт? Для того чтобы обзавестись собственным призраком Ночи, нужно всего лишь найти призрака-сироту, призрака, оставшегося без хозяина… Так ведь?.. Ну, Мейт!.. О, Нункус!.. Разве не для этого ты притащила сюда этого затемненыша!
Ше-Рамшо ударил каблуком в пол, ожидая, что в ответ раздастся крик.
Мейт вырвала руку из пальцев Ири – скорее всего он сам позволил ей сделать это, – схватила со стола горящую свечу и распахнула дверь.
– Тебе нужен его призрак, Мейт! – прокричал в спину ей Ше-Рамшо.
Мейт ничего не ответила. В том, что говорил Ше-Рамшо, не было ни капли смысла. Ири и прежде, случалось, заговаривался, но на этот раз он зашел слишком далеко. Несмотря на это, потерявший веру ка- митар не внушал Мейт опасения, скорее уж жалость. Но о чем можно говорить с человеком, собравшимся живьем поймать призрака Ночи?
Опершись рукой о стол, Ше-Рамшо поднялся на ноги, медленно, тяжело, как старик, и направился следом за девушкой. В пустой темной комнате висело желтоватое пятно света, вобравшее в себя лицо Мейт. Глубокие рельефные тени делали его незнакомым, странным, почти уродливым. Мейт поставила свечу на пол и обеими руками старалась отдернуть запирающий крышку люка тяжелый засов. Ше-Рамшо остановился в дверях.
– Ага, давай, выпусти его, – произнес он безразличным голосом. – Выпусти, Мейт. Ты знаешь, на что способен человек, спасающий собственную шкуру? Он легко, без колебаний свернет тебе шею, даже если никогда прежде ему не приходилось убивать.
Мейт замерла. В том, что сказал Ири, был свой резон. Да и голос Ше-Рамшо звучал теперь, как обычно, без экстатического надрыва – он не вещал, не пытался ни в чем убедить, а всего лишь высказывал свое мнение. С которым, в принципе, можно было и не соглашаться, но нельзя было не прислушаться. На то он и ка-митар, чтобы уметь не просто говорить, а заставлять себя слушать – он мог оставить в прошлом все, вплоть до любви к отеческим гробам, только не этот навык.
Ше-Рамшо переступил порог и растворился в темноте. Он видел Мейт, стоявшую на коленях рядом с горящей свечой, но девушка его видеть не могла. Неслышно ступая, Ше-Рамшо прошел в ближний угол и взял лежавший на полу тяжелый аккумуляторный фонарь с большим круглым рефлектором. Направив фонарь в лицо девушке, Ири нажал клавишу включения. Ударивший в глаза сноп яркого света заставил Мейт отшатнуться в сторону. Ше-Рамшо медленно приблизился к ней, присел на корточки, послюнявил кончики пальцев и раздавил фитиль горевшей свечи.
– Ну что? Откроем?
Лицо Ше-Рамшо было всего в нескольких сантиметрах от лица девушки. И Мейт не чувствовала, чтобы от него исходила какая-то угроза. Взгляд Ири также нельзя было назвать безумным. Тогда что произошло пару минут назад в соседней комнате? Может быть, ничего и не было? Они уже три малых цикла сидели в этом затерянном во мраке Ночи гниющем доме и слушали крики, то и дело раздающиеся из-под пола. Глаза устали от желтоватого света свечей. Запах сырости, казалось, никогда уже не выветрится из-под скрипящих половиц. Заняться нечем, – о, Нункус, только когда Ири уехал, чтобы отогнать машину в гараж, оставив ее наедине с запертым в погребе пленником, Мейт с опозданием подумала, что не догадалась прихватить с собой ни одной книжки. О том, чтобы заняться с Ири сексом – так, ради развлечения, – у Мейт даже мысли не возникало. Не воспринимала она своего компаньона как представителя противоположного пола, ну, никак не воспринимала. Оставалось только сидеть и пялиться друг на друга, пытаясь развлечься дурацкими разговорами ни о чем. Так, может быть, и в этот раз Ири только дурачился, пытаясь в своей обыкновенной, немного глуповатой манере развеселить ее? А померещилось Хоп-Стах знает что.
– Ну? – Ше-Рамшо смотрел на девушку и ждал ответа.
Он никуда не торопился. Ему некуда спешить. У него нет ничего, кроме этого дома, в котором он готов остаться навсегда… Нет, это, пожалуй, слишком, – только до рассвета. Но для начала следует обзавестись персональным призраком Ночи. О, Нункус, может быть, на этот раз ему наконец повезет!
– Я должна посмотреть на него. – Мейт смотрела на деревянную крышку люка.
– Неужели ты все еще сомневаешься в том, что это он?
