Ше-Рамшо поднял руку – жест одновременно успокаивающий и приказывающий помолчать, просто помолчать и послушать.
– Я не намного старше и не собираюсь учить тебя жить. Я всего лишь хочу поделиться с тобой своими наблюдениями.
– Почему именно со мной?
Мейт задала вопрос не потому, что ей требовался ответ, – сама того не понимая, она искала основания для недоверия. Еще лучше – повод для подозрений. Почти все ее поступки были неосознанными, импульсивными. Так же безотчетно она верила не логике, а интуиции. Даже странно, что при таком отношении к жизни Мейт Ут-Харт все еще оставалась живой.
– Потому что ты впустила меня в свой дом, – ответил ка-митар. – И согласилась выслушать меня.
– Разве?
– Да, – улыбнулся Ше-Рамшо. – Поверь, если бы ты не хотела узнать, что я собираюсь тебе сказать, ты давно выставила бы меня за дверь.
Мейт подалась назад.
– Наверное, мне так и следует поступить.
– Нет, – качнул головой Ше-Рамшо. – Ты этого не сделаешь.
– Почему?
– Ты понимаешь, что я тебе нужен.
Мейт откинула голову назад и рассмеялась – натянуто и очень ненатурально, это был даже не смех как таковой, а демонстрация определенного душевного состояния, желание приблизиться к нему через внешнее проявление.
– Беда – ортодокс назвал бы это проклятием – тех, кто родился Ночью, заключается в том, что в большинстве своем они не боятся тьмы. – Заметив недоверчивый прищур Мейт, Ше-Рамшо сделал уточнение: – Боятся, конечно, но не так, как те, кто родился Днем. Родившиеся Днем обладают способностью видеть или каким-то иным образом распознавать прячущихся во тьме призраков Ночи.
– Бред!
– Нет.
– Что же тогда?
– Стремление выжить.
Мейт задумалась.
Раз, два, три – медленно считал про себя ка-митар.
– Не понимаю, – тряхнула головой девушка.
На этот раз она ничего не отрицала с ходу. Она действительно хотела понять.
– Как ни странно, большинство людей полагают, что призраки Ночи – это жуткие потусторонние существа, прячущиеся во тьме.
– Разве это не так?
– Будь так, призраков мог бы видеть каждый.
– Ты их видишь?
– Нет.
Мейт показалось, что в ответе Ше-Рамшо, в движении его головы, едва заметно качнувшейся из стороны в сторону, было скрыто разочарование. Или обида?
– Но ты веришь в их существование.
– Потому что я видел тех, кто встречался с призраками Ночи. Я был совсем рядом, чувствовал их дыхание…
Фраза оборвалась на взлете. Челюсти говорившего сомкнулись, губы плотно сжались. Ше-Рамшо прикрыл глаза, как будто вдруг почувствовал боль – не мучительную, скорее привычную, которую просто надо переждать.
Ка-митар сделал глубокий вдох.
– Несколько дней назад неподалеку от площади Согласия был убит са-турат, старший инспектор секторного управления. Я случайно оказался рядом. Когда я услышал крик, мне показалось, что кровь застыла у меня в жилах. В этом крике не было почти ничего человеческого, так мог кричать дикий зверь, испытывающий невыносимые страдания в преддверии смерти. Придя в себя, я бросился в проулок, откуда раздался крик, и первым оказался возле несчастного. Он был в агонии и не мог ничего сказать. Но взгляд его… Он смотрел так, будто видел морду демона смерти, выглядывающую из-за моего плеча.
Ше-Рамшо опустил взгляд, ткнул пальцем в пластиковое покрытие стола, надавил и провел по нему, оставив влажный след.
– Его мог убить человек, – сказала Мейт.
Ка-митар не поднял головы, но Мейт показалось, что она услышала короткий смешок.
– Хотел бы я посмотреть на человека, способного сделать такое.
– Что?
