– Твой са-турат шестой.
– А до него?
– Первой была убита женщина, домохозяйка сорока двух больших циклов от роду. Следом за ней – лектор из Высшей школы управленческих кадров, пятьдесят два больших цикла. Рабочий с фабрики «Ген- модифицированные белки Ше-Матао», тридцать девять больших циклов. Безработный, сорок три больших цикла. Потерял работу за два средних цикла до убийства. До этого был научным сотрудником в Академии рационального питания. Уволен в связи с плановым сокращением штатов. И, наконец, еще одна женщина, сорока одного большого цикла. Профессия у нее была довольно необычной для женщины – таксист. Работала в трудовом товариществе «Красный свет». В день убийства у нее был выходной.
– На первый взгляд между убитыми нет ничего общего, если они, конечно, не жили в одном доме, не учились в одной школе… Хотя нет, возраст разный.
– Общее между ними то, с какой жестокостью совершены убийства. Жертвы исполосованы ножом и едва ли не выпотрошены. Четверо из шести были обнаружены еще живыми, но не могли сказать ни слова – у всех были отрезаны языки, под самый корень.
– Отрезанный язык аккуратно уложен в бумажник. – Ше-Кентаро произнес эти слова негромко, даже меланхолично как-то, отстраненно, глядя не на собеседника, а на штабель ящиков с шампунем для жирных волос.
– Ты же говорил, что ничего не знаешь.
– Что? – растерянно посмотрел на Слизня Ше-Кентаро.
– Ты сказал, что тебе ничего не известно об убийстве, – повторил тот.
Секунду помедлив, Ше-Кентаро кивнул:
– Ну да.
– Но про отрезанные языки ты знаешь.
– Я знаю только об убийстве са-турата. Да… – Ше-Кентаро наклонил голову и медленно провел пальцами по лбу. – Когда ты начал рассказывать, я вспомнил, что где-то об этом слышал… Вот только не помню где…
– У предпоследней жертвы, той женщины, что водила такси, бумажника при себе не было. Ее язык убийца уложил в косметичку.
– Почему убийца отрезает жертвам языки? – спросил Ше-Кентаро.
– Я бы тоже хотел это знать. – Барыга сделал глоток джафа. – Ни одна из жертв не была ограблена, никаких признаков, указывающих на сексуальный характер преступления, не было, следовательно, либо это работа психа, либо ритуальные убийства. И то и другое мне не нравится.
– Какое это имеет отношение к тебе? – удивился Ше-Кентаро.
– Это имеет отношение ко всем нам. – Слизень провел по воздуху рукой и направил указательный палец на собеседника. – До рассвета осталось три больших цикла, и люди уже начинают сходить с ума. Такое и прежде случалось. Если покопаться в архивах, можно найти множество записей о массовых истериях, самоубийствах, погромах, резне, бессмысленной и жестокой. И всегда это происходило за два-три больших цикла до рассвета.
– Видимо, к этому времени подходит к концу запас человеческого терпения, – высказал предположение Ше-Кентаро. – Людям не свойственно жить во тьме.
– Зато людям свойственно убивать друг друга, – саркастически усмехнулся Слизень.
– Ты не ответил, почему тебя интересуют эти убийства.
– Потому что я хочу дожить до рассвета. – Слизень со стуком припечатал опорожненный парпар к крышке стола. – Вот так. И я не хочу, чтобы мне помешал какой-то псих или кучка фанатиков.
– Но пока это единичные случаи.
– Вот именно, что пока. – Слизень быстро взмахнул рукой, словно надоедливую живицу хотел поймать. – Пока об этих убийствах мало кому известно. Но слухи по городу уже поползли. Если убийства будут продолжаться, все это может вылиться в массовую истерию. Люди начнут сначала доносить друг на друга, подозревая, что недавние добрые соседи превратились в маньяков, рыщущих в темноте с зажатыми в зубах ножами. Чуть погодя дело дойдет и до убийств – лучше убить самому, чем оказаться на месте жертвы. До поры до времени слова остаются просто словами. Нужен толчок для того, чтобы они превратились в руководство к действию. Две трети жителей Ду-Морка – люди с неустойчивой психикой, половина из них – законченные психи, от которых можно ожидать чего угодно. Ты знаешь об этом не хуже меня, Ону.
– Ну, я не знаю…
– Скажи мне, если считаешь, что я не прав!
Ше-Кентаро болезненно поморщился. Слизень был прав, хотя соглашаться с такой правотой страшно не хотелось. Для того чтобы понять, насколько ужасающим было положение, достаточно понаблюдать за поведением людей на улице. Сказать, что многие ведут себя неадекватно, – все равно что не сказать ничего. Зачастую действия людей противоречат элементарному здравому смыслу. Одни намеренно делают все, чтобы поставить себя в глупое положение. Другие возводят в ранг жизненного принципа правило «Зачем делать просто, если можно сложно». Третьи, как будто нарочно, делают все наоборот – если в читальном зале висит табличка «Тихо!», кто-нибудь непременно запоет во весь голос. Последователи нетрадиционных религий, проповедующие в общественном транспорте, будущие политики, раздающие на углах календарики со своими фотографиями, непризнанные гении и несостоявшиеся творцы – это уже в- четвертых, в-пятых, в-шестых и в-седьмых. В довершение – алкоголизм и наркомания. О распространенности этих заболеваний не было никакой официальной статистки, и это уже свидетельствовало о том, что дело плохо, причем настолько, что лучше об этом не говорить. И, наконец, всеобщая озлобленность и агрессивность, нарастающая едва ли не день ото дня. Порой, когда идешь в толпе, кажется, что воздух начинает дрожать от желания прохожих выместить всю свою обиду, копившуюся не один малый цикл, на тех, кто находится рядом. Достаточно малейшего повода, чтобы высечь искру.
Взрыв.
