И тут же, у ближайшего костра, разгорались воспоминания.
— А помнишь, в сорок втором?..
— А помнишь, в Соноре, когда нам поручили подготовить взрыв?..
— В штабе гитлеровцев? Ну еще бы не помнить!
А у другого костра вспоминали знаменитую забастовку на «Рапиде». Оккупанты и дирекция объявили, что несколько десятков рабочих и техников отправят в Германию на работу. Как бы не так! Весь город прекратил работу. Вся жизнь остановилась. Не было ни воды, ни еды, ни транспорта, ни производства. На «Рапиде» рабочие сидели, как в осажденной крепости. Супрефект — фашист и негодяй — вызвал полицию. Оккупационные власти послали солдат. Девятьсот металлистов встретили их пением «Марсельезы» и насмешливыми выкриками. Заводская делегация объявила супрефекту: если попытаются силой сорвать забастовку, рабочие будут драться до последнего. Так и сказали: «драться до последнего». И пришлось властям вывести войска из помещения завода и убрать полицию.
— Молодцы! Вот и сейчас надо действовать так же, — раздавались одобрительные возгласы. — Пора понять, кто такие фонтенаки, пора народу показать свою волю!
Еще и еще машины и фуры сворачивали с шоссе в Турью долину. Все больше приезжих делегатов записывалось у Рамо и помогавших ему Витамин и Клэр. «Сонор», «Кормесси», «Алюз» — тут были посланцы из всех прославленных во время войны партизанских гнезд. Имена людей? Большей частью приехавшие называли себя и свой союз или организацию, но иногда человек говорил чистосердечно:
— Не хочу я иметь неприятности. Неизвестно еще, как повернется дело. Запиши меня, девушка просто «бывший боец Сопротивления» или, скажем, «друг мира».
Другие, разглядев в списках какое-то имя, восклицали:
— Ба, и Коклю здесь! Старый товарищ! — И отбегали от костра, крича в темноту: — Коклю! Коклю! Где тут Коклю из Кормесси?
Некоторые с застенчивостью бедняков стеснялись «объедать» хозяев и предпочитали разжигать свои собственные костры и ужинать привезенными с собой запасами. Приехавшие на лошадях выпрягали их, ставили свои тележки или фуры рядом с машинами, а лошадей пускали пастись. Почуяв сочный, богатый корм, кони постепенно уходили в темноту. Издали доносилось их пофыркивание и неровное, меланхолическое позвякивание их уздечек.
Во всю ширь распростерлось небо. Тому, кто ложился на траву и смотрел ввысь, казалось, будто лежит он у края бездонного колодца: мерцали на дне звезды, холод бежал по волосам, и от мгновенного испуга человек невольно хватался за травинки, чтобы не упасть в эту темную глубь.
Пахло бензином и придавленной колесами травой, дымом костров и кофе, брезентом, и кожей, и лошадьми.
Среди приезжих было много женщин и даже детей: наверное, их не с кем было оставить. Дети сначала смотрели на костры, а потом заснули на коленях у матерей под тихую и монотонную колыбельную:
За темным молчаливым стадом машин и повозок шумели воды Лизера, будто ехала, беспрерывно гремя чем-то железным, большая телега. В тех местах, где были удобные спуски к воде, горели воткнутые в землю факелы. Здесь можно было набрать воды в котелок, помыться, напоить лошадей. Обо всем подумали хозяева Турьей долины!
Будь другое время, сколько веселых песен, хороводов, плясок затеялось бы под таким небом, вокруг таких костров! Какое буйное веселье началось бы на том вон лугу!
А сейчас только тихий говор слышался у костров, народ был молчалив и сумрачен. Уже все знали о том, что случилось накануне ночью. Имена арестованных, знакомые всем, были у всех на языке. А Пьер Фонтенак и его друзья! О них говорили с глубоким презрением. До каких же пор можно терпеть!
Передавались подробности ареста. Кто-то проговорился, что худенькая девочка из Гнезда грачей, та, что помогала разливать бульон и кофе, присутствовала при аресте Марселины Берто и даже разговаривала с ней.
Тотчас же несколько человек побежали за Витамин.
И вот уже робкая, растерявшаяся девочка с прямыми, падающими на глаза светлыми волосами стоит посреди толпы и рассказывает о Матери, обее уходе, об ее последних словах.
— Громче! Громче! — кричат в толпе.
Витамин вспыхивает, напрягает голос. Теперь ей самой хочется, чтобы все слышали. Она рассказывает один, два, четыре, десять раз о том же, ее тащат от костра к костру, от одной группы к другой. Все хотят знать малейшие подробности.
— Так они забрали даже портрет Александра Берто?! Вот мерзавцы!
— И тетрадку, где дети записывали свои мысли! Подумайте, даже детей они опасаются!
— А что было надето на Марселине? Она взяла с собой что-нибудь теплое?
Витамин старается добросовестно ответить на все вопросы. Она знает: здесь друзья, они хотят Матери только добра…
НОЧНЫЕ ВСТРЕЧИ
Уже поздно, очень поздно. Наверху, на шоссе регулировщики совещались: может, уйти? Наверное ночью никто не приедет.
— Вы идите, а я еще немного подожду, — решил Этьенн.
— Пожалуй, я тоже останусь, — сказал Корасон.
— Нет, ты иди, наверное, ты нужен Гюставу, — махнул рукой Этьенн.
Корасон послушно двинулся в темноту. Вместе с ним ушел еще один парень с завода. Этьенн присел у обочины, факел его горел все еще ярко, и дым уходил куда-то в немыслимую высоту.
Но вот на дороге снова лег столб света. Еще одна машина шла с гор. «Вот и хорошо, что я остался, а то заблудились бы люди», — подумал Этьенн. Он поднял факел, посигналил.
— Вы в долину или в горы? — задал привычный вопрос.
— В какую долину? Да ты кто такой, парень? Откуда?
Щелкнул фонарик, свет ядовито плеснул прямо в глаза Этьенну. Но он успел рассмотреть джип, набитый темными фигурами.
— Глядите, глядите-ка, это мальчишка Кюньо, да еще с факелом! Что ты здесь делаешь? — С джипа соскочил толстый Леклер из муниципалитета, хорошо известный Этьенну. За ним посыпались другие пассажиры — дюжие парни. Этьенн их не знал.
— Кого ты здесь караулишь? — недружелюбно продолжал допрашивать его Леклер. — И в какую долину мы должны, по-твоему, ехать? — Он все наступал и наступал на мальчика, и за ним двигались, тесня Этьенна, его спутники.
— Что вы ко мне привязались? Поезжайте своей дорогой. Я не вам сигналил, — сказал с досадой Этьенн. Он чувствовал себя неуютно с этими людьми. От Леклера не жди хорошего, да и у тех, что с ним, вид отнюдь не приветливый.
— А кому же ты сигналил? — не отставал Леклер. — И что это за новости: ночью, в горах, останавливать так ни с того ни с сего машины? Так только бандиты делают, вот что! Может, и ты бандит? Может, у тебя в горах целая шайка? — Он явно издевался. — Это что же, отец тебя научил таким делам?
