покойно. Вместо неба — размытое бесцветное марево. Неожиданно земля под ногами приходит в движение. Она вибрирует, дрожит. Из-за горизонта катится отдаленный могучий гром. Приглядевшись, я вижу тучи пыли, а затем достаточно отчетливо различаю колоссальный конский табун. Гулким галопом скачут, несутся прямо на меня сотни и тысячи безумных коней. Паника! Мечусь в траве, пытаясь уйти с дороги этого смертоносного потока, но табун слишком огромен. От него не улизнуть. Онемев от ужаса, падаю ничком. Все ближе, ближе кони… Отчетливо слышны удары их копыт, от которых дрожит земля, и каждый из этих ударов способен легко раскроить мне череп. В клочья его разнести. Вот кони совсем рядом… и я ничего не понимаю. Они скачут прямо сквозь меня, я для них не существую. Встав и раскинув руки, не чувствую абсолютно ничего. Лишь мелькают потные, взмыленные конские спины, гремят копыта, яростно блестят круглые черные глаза, хлопают на ветру, как полотнища флагов, длинные гривы…
Прихожу в себя и понимаю, что это ветер треплет брезент моей палатки. Постепенно проявляясь, как изображение на фото, сквозь зыбкую ткань сна проступают очертания предметов, ощущений, мыслей. Я лежу на походном жестком топчане с перебинтованным накрепко плечом. Плечо болит. Тянущая, противная боль отдается в руку и под лопатку. Голова — неподъемное чугунное ядро. Пахнет чем-то медицинским, может, спиртом. Снаружи — веселые голоса, смех. Напрягшись, пытаюсь сосредоточиться, и серое пятно рядом с топчаном превращается в человеческую фигуру. Физически чувствую, как мой мозг пытается соединить ее черты с остальной информацией. Установить связь между разрозненными признаками, из которых состоит образ. Спустя некоторое время всплывает имя: Томас, он же Туфик. Следом за именем, тяжело, как жестяное ведро колодца, из мутной глубины поднимается новый глоток сознания. Затем еще и еще.
— Хвала Всемогущему, вы живы, — сказал Томас, заботливо поправляя кусок брезента, которым я был накрыт до самого подбородка. Мне показалось, от него вдруг повеяло живым человеческим теплом. Сочувствием даже.
— Вы о'кей?
— Да… почти…
Он широко улыбнулся, снова взялся поправлять брезент, подтыкая его с разных сторон.
— Честное слово, рад за вас. Вылезти из такой передряги, отделавшись парой царапин… Аллах на вашей стороне.
— А… что со мной было? — спросил слабым голосом, едва перемещая непослушный язык.
— Вы ничего не помните?
— Нет… то есть почти… Был бой, меня ранило… — Шестеренки памяти сделали еще один важный оборот, скрипнув, как колодезный ворот. — А Рахмон — он жив?
— Аллах забрал Рахмона в сады вечного покоя, — ответил Томас. — Где храбрые шахиды пируют, наслаждаясь плодами своих заслуг.
Я вздохнул.
— А что вообще произошло? Почему в нас стреляли? Кто?
— Местный отряд самообороны. Кафиры и враги Аллаха, мир ему и благословение, довели страну до того, что ни один феллах не может спать спокойно. Повсюду банды, мародеры, грабители… Обкладывают феллахов данью, грабят, убивают, насилуют. Во многих селениях мужчины, способные носить оружие, каждую ночь выходят на дежурство, чтобы защитить своих близких. К сожалению, они приняли вас за бандитов. Эта трагическая ошибка стоила жизни восьми муджахидам. Вы могли стать девятым…
— А что стало с ними? С теми…
— Они тоже покинули этот мир, — с неискренним огорчением ответил Томас и теперь уже полностью застегнул лицо на все свинцовые форменные пуговицы. — Трое дряхлых стариков и десятилетний мальчик. Имам опечален случившимся. Он распорядился похоронить убитых рядом с муд-жахидами. Имам сказал, что эти люди также заслужили милость Всеблагого и будут причтены к мученикам-шуади. Несмотря на то что по неведению подняли руку против воинов Аллаха, мир ему и благословение.
— Меня тяжело ранило?
— Нет, рана неопасная. Но был риск заражения крови. Трое суток вы пролежали без сознания. Только Неизъяснимый знал, вернетесь вы к нам или нет. По приказу святого имама врач не отходил от вас ни на минуту.
— Чем же я заслужил?..
— Вы показали себя героем. Настоящим храбрецом. Рискуя жизнью, спасали своего командира. Пролили кровь в бою. Сказано в хадисе: «С первой каплей крови Аллах прощает своего раба. Он видит свое место в раю, освобождается от мучений могилы и Большого Страха, одевается в одежды веры и освобождает семьдесят своих родственников». Мы, признаться, от вас не ожидали. Так что перед лицом Аллаха и его уммы вы достойны уважения. Возможно, теперь имам согласится удовлетворить вашу просьбу…
Следом за тем в палатку проник неяркий вечерний свет, и в открывшемся проеме показалась сутулая худая фигура в тюрбане. Томас робко попятился и рыбой выскользнул наружу, оставив меня наедине с Абу Абдаллой. Для разговоров я был еще слишком слаб, просить чего-то не желал в принципе.
— Месе эль-хаир. — Террорист Номер Один присел на складной матерчатый стул у края моего топчана.
— Good evening, — отозвался я.
Он был в обычном походном наряде: камуфляж, песочная накидка, неизменный кинжал за поясом, автомат. Не улыбался. Смотрел строго, серьезно, сосредоточенно. Мне опять стало не по себе от его пристального, проникающего сквозь кожу взгляда. Тихим, едва слышным отрешенным голосом произнес, стараясь преодолеть акцент:
— В последнем стихотворении Аль-Газали сказано:
Помолитесь Господу, который освободил меня И подготовил для меня место в высших из небес. До сегодняшнего дня я был мертв, хотя жил средь вас, Теперь я живу в истине, сбросив погребальные одежды.
Теперь я хочу задать тебе вопрос, Искендер. Представь себе, что ты проснулся однажды утром и вдруг понял, что Бог есть. Ты знаешь это так же отчетливо, как свое имя и свое тело. Ответь мне: что ты будешь делать?
— Не знаю, — пробормотал я. Думать о таких вещах совершенно не хотелось. И сил не было.
— Не торопись, Искендер. — Абу Абдалла мягко дотронулся до моего локтя. — От того, как ты ответишь на мой вопрос, зависит твое будущее. Подумай хорошенько.
И ни слова более не говоря, встал и покинул палатку.
…Бред, бред, бред! Ну какой же бред, черт возьми! Чего он от меня хочет, этот ненормальный? Чего добивается? В какую игру собирается со мной играть? Несмотря на слабость, я был в бешенстве. Что это за КВН? Что за дурацкий, в конце концов, вопрос! И как я должен на него ответить? Я в курсе, конечно, что в древней Японии дзенские мастера задавали своим ученикам логически неразрешимые задачи-коаны, чтобы те ломали над ними головы до полного просветления. У Тани моей был даже сборничек таких коанов. Она его читала на ночь, ей от этого спалось крепче. Но здесь, в этой обстановке, в этой ситуации?! Как именно зависит от моего ответа мое будущее?.. Ведь я ни черта не понимаю в исламе, в темной этой жестокой религии, только зазубрил как попка несколько молитв… Хорошо было бы, наверное, ответить цитатой из Корана или стихами какого-нибудь Га-зали, но откуда же мне все это знать? Ненормальный, свихнувшийся тип, придурок! Он что, хочет наставить меня на путь истинный? Он, виновный в гибели многих тысяч людей, кровавая собака, которой нужно поскорее перерезать глотку!.. Что бы я сделал, если?.. А что бы я, интересно, сделал?
Стояла глубокая ночь. Я не спал, думал. Вопрос, звучавший издевательски-бессмысленно, все больше казался пропастью, в которой можно исчезнуть без следа. Хорошо, давайте проиграем ситуацию, говорил я себе. Я просыпаюсь утром. Звенит будильник. Открываю глаза и вдруг обнаруживаю, что… Как это должно произойти? Над городом порхают ангелы? Звучат трубы Страшного суда? Чушь… Скорее всего в мире ничего не происходит, ничего не меняется. Все остается как было, на своих местах. Дома, машины, люди… Значит,
