пропылили дроги, нагруженные плугом, — это спешили поднять пашню под новые посевы. Бабы с ребятнёй пластаются по хозяйству, где скотина приносила приплод, да в огородах, где пришла пора ложить огуречные гряды и перекапывать землицу. Все были при деле.
Андрей снимал полдома у пожилой вдовы, уплатив ей вперёд за стол и стирку.
— О, Борисыч! — обрадовался он, — а я уж думал, что «купца» в одиночку пить придётся.
— За компанию, говорят, жид удавился. Наливай, а то уйду.
Оба любили попить чаю в обществе друг друга, это с годами стало своего рода ритуалом. Андрей остро глянул на друга.
— Что, мысли гложут?
— Гложут, проницательный ты наш. А мне тоже можно своей проницательностью блеснуть?
— Валяй.
— И тебя гложут. На тему, — а оно нам надо?
— Блеснул, чего уж там. Почти дословно. И наши действия?
— А всё просто. Действуем, но с учётом наших интересов в данной исторической плоскости. А все эти ребята из дворцов, если что, пусть покурят. Они нам не сваты, не братья и не сексуальные партнёры. Мы экзистенциалисты или уже где?
— А как насчёт завета Петра?
— Какого? Апостола? Что-то я у него заветов не припоминаю.
— Нет. Императора Российского.
— А… '… брать деньги и не служить стыдно'?
— Да.
— Не знаю, как это увязать. Но мы приучены сначала служить России, а уже потом — конкретному правителю. Раз моя совесть молчит, значит, я правильно думаю.
— Тем более, что у правителей есть дурная привычка, — часто меняться на троне.
Мимо окошка проехали верхами стражники, Оладья что то выговаривал молодому рекруту, сердито поглаживая седой ус. Строгий старшой, безбожно гоняя молодняк, не раз прикладывался тяжёлой дланью к неслухам. Но, что характерно, только за дело. Добрые воины выходили после его выучки, не зря хлеб свой ел. Почитай, что за одну зиму крепкую дружину сколотил, из своих же, леоновских. Он же и для себя теперь старается, прижился в деревне. Стукнула щеколда, открылась входная дверь и вошли Клим с Соловьём, который, несмотря на раннее время, уже изволил быть слегка «подшофе».
— Здорово, мужики.
— Привет.
Они обменялись крепкими рукопожатиями. Оба, усевшись за стол, переглядывались, словно собираясь что-то сказать и не решаясь.
— Ну, не томите, парни. Я же вижу, что сказать что-то хотите. Вперёд.
— Борисыч, я, конечно, с вами во дворцах этих не был, но я тут с Толстым посоветовался…
— Мужики, — перебил Ваську Клим, — сдаётся мне, что все эти князья вас…
— Нас, — внушительно поправил его Барс, рукой обведя всю честную компанию.
— Ну, нас, — поправился Толстый, — в общем, использовать нас хотят, как презерватив.
— О! — восхитился Барс и протянул Акеле открытую ладонь, по которой тот с удовольствием хлопнул, — пять баллов.
— Вот это я понимаю, — поддержал Акела, — здоровая крестьянская сметка. Мужики в корень зрят. И не родился ещё тот кнез, который эту милую парочку постричь сумеет. Что скажете, господин капитан третьего ранга?
— Негоже русским офицерам на все эти их феодальные разводки вестись. Так ведь и за лохов принять могут…
На другой день, хорошенько всё обдумав, друзья вновь собрались на военный совет. Акела, отправив свою половинку посплетничать к Савельевне, вкратце обозначил «повестку» их сборища.
— Что-то, сдаётся мне, братцы, что мы окончательно запутались промеж всех этих кнезов, гномов, эльфов и прочей публики. Всем мы нужны, каждый преследует какую-то цель, а мы только лихорадочно успеваем уворачиваться от тех шишек, которые в нас летят, практически никаких целей не преследуя. Ведут нас все, как бычков на верёвочке. Не пора ли определиться с приоритетами, целями и заодно с мировоззрением? В прежнем мире мы всё знали. Знали, на чьей стороне, если что, воевать будем. А тут плутаем в трёх соснах.
— Я своё мнение уже вчера высказал. Я не против служить даже и Великому Кнезу, но при этом точно должен знать — за что я служу и, на всякий случай, чего и от кого ждать.
Толстый поскрёб затылок и вздохнул.
— Я, конечно, мужик простой, деревенский. Тем более, с этим кнезом я не общался и не знаю, — что он от нас хочет? Но, по-моему, вы дело говорите. Прежде чем голову куда-то совать, надо подумать хорошенько. Только у меня лично такое впечатление, что главный враг здесь — это «синие». И Фея о том же самом мне говорила. По-моему, в первую голову надо с ними разобраться. И Прабабка, помнится, тебе то же самое присоветовала. Про Орден Тернового Венца, я имею в виду.
— Василий Викторович, твоё мнение?
— Да я что могу сказать? Я, кроме деревни да стойбища охотников, здесь и не видел ничего. Куда вы, туда и я.
Да, уж кого-кого, а Славика в своих целях использовать — чистой воды утопия. Акела усмехнулся про себя: воды и утопия. Каламбурами стал мыслить, прямо как незабвенный поручик Ржевский. Каламбурчик-с, господа офицеры. В памяти невольно всплыл красавец-усач из 'Гусарской баллады'. Чем он, спрашивается, так народу приглянулся, что про него такую кучу анекдотов насочиняли? Ну, одиозен слегка, так не он один. Тьфу, ты, лезет в голову всякая мура. Он поглядел на друзей.
— Кстати, — оживился Толстый, — что там у Соловья за история с Дикими Охотниками приключилась? Я его как ни спрашиваю, фыркает в ответ и ничего конкретного. Откуда он вообще там взялся?
— Василий Викторович взялся из гарема, — на полном серьёзе ответил Акела, — Славка, ты можешь себе представить соловьиный рай? Куча баб и море браги, представляешь? Сказка, рассказанная ночью…
— И дать бы сейчас прямо по рыжей наглой морде, — мечтательно произнёс Васька, имея в виду некоторую рыжину усов Акелы.
— Соловей, как они тебя умудрились оттуда вырвать? — захохотал Клим.
— Вырвать? — засмеялся Барс, — не поверишь. 'Гарун бежал быстрее лани…'. Мы с Борисычем за ним едва поспевали. Это не было изгнание из рая, это был побег из ада.
— Не верю, — убеждённо сказал Славка, — не могу представить, хоть убейте. Соловей, это ж как тебя затрахать надо было, чтобы ты оттуда сбежал?! Кстати, я не понял, — откуда сбежал?
— Ну, он же тебе сказал, — от Диких Охотников, — пояснил Акела, — они его тогда под шумок спёрли у пожарища и вместо быка-производителя использовали.
— Как того козла? — заржал Толстый, валясь на спину.
— Сволочи, — обиделся Васька, но, не умея долго злиться, улыбнулся.
— Толстый, ты представляешь! Табун баб охотничьих, грязные, как чёрте что, да ещё жиром от холода намазаны. А как воняли! Сказка!
— Вот-вот, — подытожил Акела, — он теперь о восточных красавицах грезит. Думает, что они воняют меньше. Ему бы в султаны.
— Ну, так, — сделал серьёзное лицо Барс, — не всё же так просто. Сначала обрезание, говорят, сделать надо.
— Да мы это мигом, — просиял Акела.
Толстый опять заржал.
— Ага, нашли идиота, — возмутился Васька, — кто ж вам, придуркам, такую ценную вещь доверит? У меня, может, каждый миллиметр на вес золота. А вам, головорезам…
— Головкорезам, — хохоча, поправил Славка.
— Так, хватит ржать, давайте о деле, — уже серьёзно сказал Соловей, — я думаю, что разборки
