покупками, пусть почувствует себя конфеткой, иначе сделает тебе ручкой и была такова.
— Очень романтично, Ники. Прямо как у Барбары Картленд.
Ну так что ты состряпал?Я приготовил бананы такие и бананы сякие, и сладкий картофель, и сапиндус, и калла-лу, все это с соусом и подливками, как на Ямайке. В общем, жратвы хватало. А с «Бакарди» да с холодным апельсиновым соком и вовсе то что надо. Музычка тоже немножко играла, так что мы совсем разомлели.
— Была сегодня у миссис Шиллингфорд? — спрашиваю. После того раза она туда регулярно наведывалась.
— Да, она тебя завтра приглашает на обед. Если только ты себя хорошо вел.
По воскресеньям я ходил к миссис Шиллингфорд обедать, если только неделя обходилась без того, чтоб я что-нибудь стырил. Сейчас, когда я из тюрьмы вышел, мы решили возобновить традицию. Я всегда звонил, когда собирался прийти.
— Ну ты сказала ей, что я хорошо себя вел?
— Я сказала, что узнаю об этом сегодня вечером.
Господи, что она такое говорит? Только тут я подумал, что она нынче ночью что-нибудь этакое готовит. И, главное, почему-то решила обсудить это с миссис Шиллингфорд! Женщины.
— Может, телик посмотрим, а, Норин?
Ничего не сказала. Только на диванчик села ко мне поближе.
— Ну что, Ники? Хорошо ты себя вел?
— В каком смысле?
— Сам знаешь, в каком. Не совершал ли ты в последнее время чего-нибудь противозаконного? Потому что если не совершал, я могу подумать и решить, что ты заслуживаешь поощрения, ты помнишь?
Как будто я мог забыть.
— Норин, я ничего такого не делал. Если б я даже и хотел, с рукой на перевязи это было бы сложновато.
— Хм. И в будущем тоже чтобы ничего такого не было.
Походило на то, что я выдержал испытание. Тогда я пододвинулся поближе, обнял ее одной рукой за плечи, а другой скользнул под юбку. Она была вроде бы в настроении и даже вполне расположена. Потом вдруг говорит:
— А ты уже получил результаты анализов, Ники?
Анализы еще какие-то. Черт знает что, даже кураж пропал. Сколько всего сейчас приходится делать.
— Да, вроде получил, Норин.
— Ну и как?
— Что — как?
— Ты знаешь что. Можешь убрать руку, нам нужно серьезно поговорить.
— Дай-ка я вспомню, — говорю ей, — вот вылетело из головы. Не то положительный, не то отрицательный.
Тут она меня шлепнула. А потом еще раз.
— Отрицательный, — говорю, — результат был. Отрицательный.
— Вот как?
— Честно говоря, Норин, — говорю ей доверительно, — не хотел бы я делать его снова, тест этот. — Вреда от этого не будет: девчонки обожают, когда парень типа расчувствуется, они от этого сразу добреют. — Помню, когда я вышел на улицу, я подумал, как прекрасен этот мир, и про всех тех парней, у которых нет будущего. Как подумаю, что я мог оказаться на месте тех, у кого результат положительный, так сразу не по себе делается.
Похоже, что я малость перебрал, посмотрела так подозрительно.
— И как же ты теперь собираешься? Чтоб снова не пришлось сдавать анализы?
— В каком смысле?
И чего она от меня хочет?
— Ну, как я уже сказала, ты должен, во-первых, не связываться с криминалом, во-вторых — забыть про других девушек. Тебе придется быть только со мной, слышишь, что я говорю?
Да уж, взялся за грудь — говори что-нибудь.
— Забыть про других девушек? — Зря я, конечно, это сказал, не то, чтобы я и впрямь собирался бегать на сторону. — Только с тобой, Норин? — Давненько я уже про такое не слышал. — Это что, типа, постоянно, вроде того?
— Да тебе пока нечего бояться, Ники, нам, девушкам нужно какое-то время, чтобы подумать о будущем.
И положила руки мне на плечи. Я аж задрожал.
— Ты хочешь, чтобы я осталась на ночь? — спрашивает.
— Я не возражаю.
Снова меня стукнула. Потом говорит:
— Только мне сперва нужно в ванную, Ники, потому что я всегда пользуюсь колпачком.
Вот здесь-то я и не понял.
В общем, объяснила и услала меня в спальню, а сама взяла сумочку и пошла в ванную.
Рехнуться можно.
Я вырубил музыку, выключил свет, пошел в спальню и забрался в кровать. До того нервничал — чуть вспомнил, что надо еще раздеться. Потом она вышла из ванной, и на ней не было совсем ничего, даже колпачка. По крайней мере, на голове.
И была она такая… просто чудо.
— Господи, Норин, — говорю.
Она постояла немножко, поглядела на меня. Потом легла в кровать. Повернулась ко мне и прижалась, и обвила меня руками, и мы лежали с ней, как большие-большие друзья. И это было здорово.
Потом мои губы были на ее волосах, и из меня капали последние капли. Она расслаблялась медленно, время от времени слегка подергиваясь. Потом хихикнула и поцеловала меня. Тогда я из нее вышел, и она сказала: «А». Я ухмыльнулся, как идиот, и отполз от нее, а она сказала: «У тебя есть салфетки? Ну, я так и думала». Потом повернулась ко мне, и обняла, и прижалась, и я сказал: «Да, Норин», и было все так же хорошо, хоть обычно после этого охота просто полежать.
Через какое-то время она пошла в ванную, помылась и принесла оттуда салфетки. Сказала, чтоб я промокнул простыни: сам набрызгал, сам и вытирай. Мы похихикали. Потом она снова забралась в постель, прижалась ко мне и говорит: «Ты ведь еще не хочешь спать, Ники? Я даже не знаю, так мне сейчас здорово, ты меня разогрел, и я хочу еще раз этим заняться, слышишь меня?» — хихикает.
Рехнуться можно. Если так и дальше пойдет, как бы мне в осадок не выпасть. Похоже, нелегко мне с этой Норин придется.
Обнял ее.
— Ты понимаешь, парню ведь нужно чуточку отдохнуть, — говорю.
— Ну, если только чуточку.
Помолчала. Потом говорит:
— Это было так прекрасно, Ники.
— Да уж, — говорю, — клево.
Глава пятнадцатая
В воскресенье в одиннадцать утра телефон.
Норин только ушла домой. Я сидел и улыбался, как идиот, ни черта не делал, просто сидел там и лыбился. Выжат был, как лимон. Я почти что потерял счет, сколько раз мы это сделали (четыре). Потом
