И я снова пошел к мамаше. Та говорит:
— Быстро ты вернулся.
— Быстро.
— Был у Келли?
— Был.
— Был, да потрахаться не получилось, оттого и прибежал так скоро, — хихикает Шэрон.
— Перестань, Шэрон, языком молоть, сил с тобой никаких нет, — вступилась мамаша.
— Она подцепила немца, — говорю.
— Что подцепила?
— Немца.
— Ах ты, господи, немца. Он что, черный?
— Да ты чего, мама.
— Она говорит, нет. Звать Баррингтон.
— Баррингтон!
— Баррингтон!
— Ну точно — черный.
— Она говорит, нет. Ездит на «Порше».
— Значит, не черный.
— Вот дьявол.
— Ах ты, бедняжечка, а ты так хотел потрахаться.
— Хватит мерзости пороть, Шэрон…
— Значит, твоя Келли предпочла тебе немецкого хера по имени Баррингтон, который ездит на «Порше». Тут для тебя, Ники, дорожка закрыта. Бросай ты их, верь моему слову, трахай и бросай.
— Откуда ты только этого набралась, — говорит мамаша.
— Трахай и бросай, все равно им только деньги нужны, больше ничего. А эта на его «Порш» позарилась, ясное дело.
— Ну что за мерзкий язык у вас, молодежь. Надо ж такое сказать!
— Да не поршень, а «Порше», мама! Тачка такая германская. А в замок он ее к себе повезет? Я слыхала, эти немцы едят прорву салата. А еще у них агромадные письки, — тут Шэрон снова стала ржать, а в придачу и мамаша, так что пришлось и мне присоединиться. Рыжий немец-колбаса, кислая капуста! Немец! Бабу увел! У меня! — И где! В Чинг-фор-де! От этих иностранцев проходу не стало, плюнь — попадешь в иностранца.
Ничего, она пожалеет, еще обратно прибежит. Как начнет он ей бодягу про свой футбол разводить, да какие они, немчура, молодцы, да как они Кубок Мира три раза взяли, так сразу прибежит. Келли эту игру терпеть не могла, а немцы, все кого я знал, зудят и зудят про футбол. Я, по правде сказать, их только на футболе и видел.
Потом Шэрон попросила сводить ее куда-нибудь и угостить чем покрепче из моего выходного пособия.
Глава третья
Потом все вдруг стало намного сложнее. Все, чего я хотел, — спокойно пожить, но все вдруг стало куда сложнее.
Сперва я, как обещал, взялся сводить куда-нибудь малыша Дэнни: пусть увидит, что папа теперь на свободе и что он — человек солидный.
— Привет, пап! — крикнул он мне, когда я зашел, а сам видео смотрит.
— Привет, Дэнни! Как дела, Келли? Фашиста своего видела?
— Не фашиста, а немца, Ники.
— Один хер. Ну что, полетели, Дэнни?
— Сейчас, только конец досмотрю, пап.
— Досматривай.
Я взял коробку. «Терминатор», ну надо же. Досмотрели вместе конец, потом взяли ему куртенку и пошли.
Поехали мы на автобусе. Не очень-то это подходяще для солидного человека, да вот Келли всегда говорила, что воровать тачки — баловство, и уж точно не хотела б, чтоб я вез в такой мальца. И фон Баррингтон тоже, наверное, тачки не воровал. А что вчера я одну угнал — так это только чтобы старое доброе вспомнить, сейчас-то мне уж двадцать три и всех радостей — тапочки да кружка какао.
Ну вот, добрались мы на автобусе до «трубы». Дэнни от гордости, что отец рядом, сияет, как медяк. Я сам, как гляну на него, как медяк сияю. Да черт с ними, с тачками, когда такой пацан растет.
— Куда идем, пап? — спрашивает.
— В «Макдональдс» ты хотел?
Помолчал немножко, потом на Хоу-стрит снова:
— Пап?
— Что?
— А ты очень хочешь в «Макдональдс»?
— Да я как ты.
— А.
— А куда ты хочешь?
— В Центр Сладостей.
— Индийский Центр Сладостей? — спрашиваю. Стало быть, надо нам разворачиваться.
— Ага.
— А чего тебе там, сладкого чего-нибудь?
— Мун-карри, пап, и бургеры эти ихние с луком тоже, можно? Мама говорит, от карри и у мертвого встанет.
Я чуть не врезался в стену. Ничего себе. Мы прошли по Куинз-роуд до Бейкерз-Армз. Других Центров я здесь не знал.
— Этот подойдет, сынок?
— Супер, пап.
— Не знаю уж, чего у них там есть, но мы с тобой чего-нибудь да найдем, а?
У них было навалом всяких разных карри — и мясные, и овощные, и еще хрен знает какие; мун-карри, правда, не было, но он назаказывал кучу всякой разной снеди. Заказал, между прочим, плошку лаймового соуса, поставил ее посреди стола, и все, что ел, туда макал. У меня от одного взгляда на нее слюни ручьем и в носу защипало, а он из этой плошки чуть не прихлебывал. Ах ты господи. Пацану шесть лет, а он тащится от лаймового соуса. Рехнуться можно.
Наелись до отвала, еле из-за стола вылезли. Идем себе тихонько к Центральной, светло на улице, солнышко глаза слепит, и тут вдруг прямо на ровном месте маленькая заминка случилась. Мики Казинс от Силка вышел.
Оба они торговали тачками — и Силк, и Мики Казинс. Только Силк торговал вроде как легально, а на Мики пробы было негде ставить. Но он ходил в пальто из верблюжьей шерсти, здоровался с кем надо за ручку и на стадионе «Ориент» сидел всегда в директорской ложе. Одним словом, ясно, что за птица. В Чингфорде у него была большая мастерская, а жил он в большом доме возле леса, и купил он это все не на выигрыш в лотерею.
Я знал Мики Казинса, а он знал меня. Я был для него соринка на воротнике из верблюжей шерсти, а что соринка — щелк, и нету.
Мы с Дэнни собирались пройти мимо.
Мики встал у нас на пути. Он и еще двое его мордоворотов.
