посерьезнел и выглядел более озабоченным, чем когда-либо с тех пор, как перестал беспокоиться о том, что может потерять ногу. Но теперь, она это чувствовала, беспокойство было совсем иного рода.
— Вы любите Миранду? — вдруг спросила она.
— Не думаю, — начал он с остатками прежней холодности в голосе, потом заметил огонек в ее глазах и кивнул: — Ужасно.
— Н-ну что ж, — медленно сказала она. — Я думаю, что если Миранда не захочет вас видеть, она может вас прогнать. Так что вот вам то, чего вы хотите. — Она протянула ему маленький сложенный листок бумаги, густо исписанный.
Джонатан развернул его и жадно прочел.
— Так вы все это время собирались сказать мне то, что я просил, да? — упрекнул он.
— Ну конечно. Я уже давно поняла, что вы двое любите друг друга, но не была уверена, знаете ли об этом вы. Если бы вы захотели отыскать ее лишь для того, чтобы опять поссориться, я не сказала бы вам, где она.
— Мне следовало бы надрать вам уши за это, бесенок вы этакий, — сказал он, но вместо этого наклонился и поцеловал ее в щеку. — Если вы правы и в отношении Миранды…
Люси обхватила руками его шею и поцеловала его в ответ.
— Конечно, я права в отношении ее чувства к вам. Все думают, что я еще слишком молода, чтобы понимать что-нибудь в любви, но это не так. — Когда она говорила это, ее щеки приняли чуть более яркий розовый оттенок, чем обычно, и Джонатан на мгновение подумал, нет ли тому простого объяснения: может быть, она и Колин… Но у него не было времени волноваться по поводу романтических отношений Люси. Его собственные романтические отношения запутались в такой клубок, что он не был уверен, удастся ли ему его распутать.
— Если вы женитесь на Миранде, — продолжала она, — то станете мне кузеном по-настоящему. А мне бы этого очень хотелось. Вы привезете Миранду обратно в Лондон, да? Мы все так скучаем по ней.
— Если она захочет, конечно, я ее привезу, — пообещал он. А про себя добавил: «Если она вообще станет со мной разговаривать после того, что я натворил». Он был далеко не уверен в этом, несмотря на письмо мисс Сампсон и заверения Люси.
Еще до рассвета он уже скакал на север на своей самой быстрой лошади, положившись на судьбу, что сумеет найти хороших сменных лошадей в дороге. Если Миранда согласится его выслушать, если она согласится вернуться в Лондон, он пошлет за экипажем, купит его, если будет необходимо, но ехать в экипаже сейчас было бы для него слишком медленно.
— В конце концов, я же ей обещал экипаж, — сказал он, краснея при воспоминании об остальном, что наговорил ей в тот день. Как он мог так ошибаться в ней — как он сразу же не увидел, что она совершенно неспособна на те дурные поступки, в которых он ее подозревал? И как ему убедить ее, что он переменился.
На его стук дверь ему открыла Самми.
— Я не была уверена, приедете ли вы, — сказала она ему.
— Если Миранда рассказала вам, что случилось, я удивлен, что вы вообще позволили мне это сделать.
— Она мне рассказала все, капитан Мюррей, как и всегда. И, признаюсь, я была на вас — тогда — в высшей степени сердита. — Не подозревая о том, что забыла указать ему адрес, Самми по виду капитана решила, что он, должно быть, поспешил сюда, как только прочитал ее письмо. Но Джонатан был не просто усталым; он выглядел почти таким же измученным, как и Миранда. Она подумала, что он, вероятно, раскаивается в том, что тогда произошло, — во всех тех огорчениях, которые причинил Миранде. — Я согласилась с ней, что нам лучше всего покинуть Лондон, чтобы ей не пришлось больше с вами встречаться. Но теперь, видя, как несчастна бедная девочка, я могу только надеяться, что я ошиблась и что Миранда неверно вас поняла.
— Нет, она-то поняла правильно. Это я все неверно истолковал. Я не понял, что увиденное и услышанное мной — совсем не то, что я тогда подумал. — Он быстро описал все то, из-за чего у него сложилось неверное представление о роде занятий Миранды.
— Я могу понять, что вы неверно истолковали то, что увидели. Не понимаю только, как вы могли оказаться настолько глупы, чтобы подумать о ней такое.
— Я знаю, но ее действия выглядели так подозрительно. А когда я ей прямо сказал… но теперь-то я вижу, что мы говорили о разных вещах.
— Разве такая особа, как вы описали, не выглядела бы менее непосредственной? По-моему, одного взгляда на Миранду было бы достаточно, чтобы понять, какая она порядочная.
— Должно быть, так, но я-то воспринимал это совсем по-другому.
— Вы хотите сказать, что не знали о том, что она пишет книги? Она-то думала, что вам именно это не нравится. — Самми посторонилась, позволив ему войти в дом.
— Понятия не имел, когда она сказала, что будет продолжать то, чем занимается… Вы ведь видите, не правда ли, что хотя мне и следовало бы сообразить, что она не может сделать ничего дурного, выглядело- то все совсем наоборот?
Самми некоторое время вглядывалась в его лицо.
— Но вы же не хотели, чтобы она оставалась жить у своих кузин, еще до того, как все это увидели и услышали.
— Потому что она так красива. Я боялся, что она вызовет какие-нибудь неприятности.
— Но вы о ней ничего не знали, и не было никакой причины лишать молодую леди радости.
— Причина, наверное, в том, что только перед этим другая красивая леди дала кое-кому горький урок. В то время мне казалось, что красота и неверность неразрывно связаны. Вы меня понимаете?
— Думаю, да, капитан. Вы навесили на Миранду тот же ярлык, что и на ту, которая предала вас. Да… Я могу это понять. Но, наверное, потому, что я постарше. Не уверена, сможет ли Миранда увидеть все это в таком свете. Пожалуй, лучше не упоминать при ней о вашем былом несчастье.
— Как скажете.
— Ну что ж, Миранда сейчас в саду. И я надеюсь, вы сумеете вернуть радость в ее глаза и в ее сердце.
Джонатан отправился в указанном направлении и увидел Миранду раньше, чем она обнаружила его присутствие. Ему не было видно ее лица, но сгорбленные плечи сказали ему, что она несчастна, и он почувствовал себя глубоко виноватым за то, что причинил ей боль, от которой она страдает. Он страдал тоже, но знал, что винить в своем несчастье может только себя.
Он назвал ее по имени, и она, думая, что ей только почудился голос Джонатана, — как ей уже часто чудились подобные вещи, — начала растерянно озираться, чтобы увидеть, как это Самми позволила себе войти к ней в сад, потому что ее стремление к уединению всегда удовлетворялось. Увидев, что это действительно Джонатан, она потрясла головой.
Это только новое видение, сказала она себе, мечта, в которой Джонатан так нежно обращается к ней, как она когда-то надеялась. Этого не может быть на самом деле, потому что наяву он отнесся к ней с презрением, посчитал ее непорядочной. Он предложил ей все, чего она всегда желала, как она слишком поздно поняла, а потом отобрал все это, сказав, что хочет сделать ее любовницей, а не женой.
Но нет, это не видение: он действительно стоит перед ней и смотрит на нее совсем иначе, чем раньше, но теперь это уже все равно.
— Что вы здесь делаете? — ровным голосом спросила она. — Зачем вы приехали?
На протяжении всего пути от Лондона Джонатан репетировал то, что собирался сказать, когда увидит Миранду. Но теперь эти заученные фразы не шли на язык.
— Просить у вас прощения, — смиренно сказал он, — если вы когда-нибудь сможете простить ту обиду, которую я вам нанес. И сказать вам, как сильно я вас люблю.
Он хотел было взять ее за руки, но она отпрянула, качая головой:
— О да, вы, кажется, уже говорили что-то в этом роде. Ваша «подружка» — ведь так вы назвали меня?
— Я совсем не это хотел вам сказать, — возразил он, хотя знал, что тогда-то он именно это и хотел
