Джедеоне добродушно улыбнулся.
– Выправится, вот посмотрите, – сказал он.
– Надеюсь, – воскликнул Фантомас, ожидавший, пока заштопают черную майку, – но пока что он меня позорит! Вы знаете, чем он с некоторых пор занимается в гостиницах?
– Знаю, знаю, – улыбнулся Джедеоне. – Надо пожалеть его, он же молод.
Фантомас ответил:
– Но разве это хорошо? Он говорит: «Хочу поупражняться на этих мелочах, прежде чем переходить к крупным делам». И не стыдно ему! – Он наклонился к гостю и доверительным тоном спросил: – Скажите, скажите же, чего еще натворил этот сорвиголова, раз вы пришли сюда?
– Да ничего особенного, – ответил Джедеоне, – я пришел только затем, чтобы попросить его оказать мне одну небольшую услугу.
– С ним я все время как на иголках, – проворчал Фантомас. – Все время чего-нибудь боюсь. Уж я-то знаю, каково это – иметь дело с собаками из полиции. Притом у нас столько врагов! Ничего не стоит получить пулю в лоб или кинжал в спину. Не всегда имеешь в запасе спасительный люк или тайны парижских подземелий.
Тем временем вбежала стайка детворы.
– Все ваши? – спросил Джедеоне.
– Мои, все мои, – ответил знаменитый преступник, сажая себе на колени двоих или троих. – В этих я не сомневаюсь. Когда-то я работал и с детьми, но мало навару. И я их всегда возвращал.
– И таким образом, – сказал, помолчав, Джедеоне, – вы купили себе домик в С***!
Один малыш, взобравшись на стул, снял фотографию и принес ее отцу.
– Папа, кто этот дядя?
– Жюв, золотко, – ответил Фантомас. И возобновил разговор с гостем: – Да, вот тут я и устроился…
– А кто такой Жюв? – не отставал малыш.
– Мой смертельный враг, – проговорил Фантомас. – Не перебивай, когда я разговариваю. – Он повернулся к Джедеоне и снова начал: – Да, я приобрел этот домик. Тут как в раю.
– Я думаю!
– Здесь живет и Максим Горький. Был проездом Бернард Шоу.
Вошла горничная.
– Звонит кто-то непонятный, – сказала она Фантомасу.
– Хорошо, – ответил тот, – скажите, что сейчас приду.
Он вышел; послышался его голос, который спокойно говорил по телефону:
– Алло? Жюв, я узнаю тебя. Снова ты с носом. – (Пауза.) – Я не достанусь тебе живым. – (Пауза.) – Наш смертельный поединок… алло, алло… Ты слышишь меня, проклятый?… Наш смертельный поединок близится к концу, но в моем пистолете всегда найдется пуля для тебя.
Фантомас вернулся в гостиную.
– Ни минуты покоя, – сказал он, начиная разбирать корреспонденцию; на каждом письме дьявольская усмешка кривила ему губы.
– Анонимки? – спросила жена, не поднимая головы от штопки.
– Да, – ответил Фантомас, аккуратно складывая письма. – Отвечу завтра.
– Но как же?… – воскликнул гость.
Фантомас предвосхитил вопрос.
– Я знаю, от кого они, – сказал он. – Это проклятый Жюв, хитрый комиссар, он пишет мне каждый день.
Дама посмотрела на свет черную майку, ища другие дырки.
– Ты был вчера, – спросила она, – у Бальбис?
– Не успел.
– Боже мой, что они подумают!
– Я сегодня же зайду в привратницкую, оставлю угрожающую записку.
Фантомас повернулся к одному из своих карапузов, возившемуся рядом со столиком, и крикнул ему:
– Оставь стилет, а то получишь по затылку.
Он засунул оружие себе в чулок и, поскольку жена штопку закончила, надел майку. Потом закричал:
– А где мой перстень с отравой в оправе? Я оставил его на столе. Проклятие! Ассунта! Ассунта!
Ассунта, служанка, клялась и божилась, что ничего не трогала. Наконец обнаружилось, что один из малышей в углу гостиной отравленным перстнем играл в пристенок. Фантомас надел кольцо себе на палец.
– Когда тебя ждать к ужину? – спросила у него жена, застегивая майку на плечах.
– Не знаю точно. У меня на сегодня много дел. Будет преследование на крышах, которое займет не меньше часа. Потом у меня бегство через канализационную трубу. Такая скука! Совершенно не хочется! Во второй половине дня, как я полагаю, Жюв намерен меня усыпить. В общем, если к половине восьмого меня не будет, можете садиться за стол.
С улицы послышался голос:
– Фантомас, ты готов?
– Иду, иду! – закричал Фантомас. И добавил сквозь зубы: – Проклятый Жюв! Все время боится опоздать.
– На этот раз, – послышался голос с улицы, – тебе от меня не уйти. Пришел твой последний час!
Фантомас с трудом произвел сатанинский хохот и ответил:
– Это мы еще посмотрим, пес! Я дорого продам свою шкуру!
Он протянул руку Джедеоне, торопливо пробормотав:
– Надеюсь, еще увидимся.
И убежал; жена прокричала ему вдогонку:
– Закрой как следует себе лицо маской.
На улице послышалось несколько револьверных выстрелов, не достигших цели; потом наступила тишина, а в гостиную, между тем входил уже одетый Мистерьё, который не торопился с туалетом; войдя, он спросил у нашего друга:
– Итак, чем могу быть полезен?
В то утро в пансионате был большой праздник. День рождения синьора Джанни Джанни, и все, за исключением силача- гренадера, сделали ему подарки и поднесли цветы. Джанни Джанни, со своей стороны, угостил всех вермутом в саду; так что «Бдительный дозор» был бы местом веселья, если бы печальным контрастом этому не служили горестные вздохи Ланцилло и супругов Суарес, а также слезы веселых купальщиц из Майами.
Джанни Джанни был в ударе. Он всех оглушил своей игрой на гостиничной трубе, закусил и даже под всеобщие аплодисменты отплясал бешеную сарабанду с упиравшимся Арокле. Потом взглянул на часы и посерьезнел.
– В эту минуту, – сказал он во внезапно наступившей тишине, – ровно семьдесят лет назад я появился на свет.
– Многая лета! – закричали вокруг.
Джанни Джанни не ответил, сунул часы в карман и сказал потухшим голосом:
– Счет.
Арокле прибежал со счетом за пятнадцать дней проживания старика в гостинице.
– А зачем вам? – спросил кто-то. – Вы уезжаете?
Джанни Джанни не ответил. Он внимательно изучил цифры и заплатил до последнего цента.
Потом подозвал Арокле и сказал:
– Держи.
И сунул ему в руку пол-лиры. После чего старик попросил врача, который был среди отдыхающих, проверить ему пульс.
– В полнейшем порядке, – сказал врач.
Джанни Джанни попросил прослушать его со всех сторон и, когда узнал, что со здоровьем у него все прекрасно, воскликнул:
– Проклятье!
Все молчали, ожидая разъяснений. Наконец, старик, по просьбе окружающих, рассказал следующее:
– Десять лет назад я получил небольшое наследство. Поскольку я на свете один-одинешенек, я решил все его проесть. Но, заботясь о завтрашнем дне, я разложил все так, чтобы денег мне хватило ровно до последнего дня моей жизни, и при этом не осталось ни одной непотраченной лиры. Я рассчитал, что проживу не дольше семидесяти лет; полученные деньги я распределил ровно до этого возраста, и так, день за днем, я потратил все состояние.
На некоторое время Джанни Джанни умолк, глядя в пустоту; потом закончил:
– Как видите, мой расчет оказался самонадеян: семьдесят лет мне наступило, деньги кончились…
– А вы все еще живы! – с тоской воскликнули слушатели, проникаясь душевной драмой старика.
Старик покачал головой и повторил угасшим голосом:
– А я все еще жив.
– Но почему же вы не оставили себе про запас?
– Почему? Да потому что если бы я умер раньше, эти деньги пропали бы зря. А я хотел попользоваться ими всеми. Но, повторяю, – конец денег и конец жизни не совпали, как я надеялся.
Джанни Джанни встал.
– Что мне теперь делать? – сказал он. – Куда мне идти? Что я буду есть завтра? Ничего я не знаю.
