– Разумеется. Отец не хотел вам этого говорить, но по словам Кенди, они все чаще и чаще дрались из- за усыновления, пока она наконец не поняла, что все безнадежно. Она сказала, что несколько раз вызывала полицию, когда ваш отец бил ее, он они ничего не смогли сделать. Она была уверена, что ваш отец убьет ее, если она только заикнется о разводе, поэтому единственным способом было сбежать. Она позвонила своему брату в Сан-Франциско, чтобы он приехал и забрал ее. Они встретились в кафе рядом с вашим домом и спланировали ее побег.
– Какое дерьмо! – прорычал Ник. – Она была в кафе со своим дружком! Я видел ее!
– Это был ее брат. Ее брат. Она говорит, что никогда не обманывала вашего отца.
Почувствовав ситуацию, Флойд устремился к софе и попытался на нее влезть.
– Сидеть! – Тон Ника бы настолько суров, что большая собака трусливо поджала хвост.
Я вполне представляла себе чувства собаки, но продолжала:
– Роман был у Виктории, вашей матери. А когда отец узнал об этом, она покончила с собой. Потом он чуть ли не слежку установил за Кенди. Она чудом вырвалась, чтобы встретиться с братом.
У Ника отвисла челюсть. Виктория была совершенством, ангелом, который прилетел бы спасать его на крыльях любви. Я увидела, что одно мне удалось несомненно – поколебать его представление о матери как некоем идеале.
Я спешила, я боялась, что, если я упущу момент, он вновь наденет на себя защитную маску.
– Кенди много раз пыталась с вами связаться. Она посылала вам открытки и письма, пытаясь все объяснить. Она посылала вам подарки к дню рождения…
– Она лжет! – выкрикнул Ник и вскочил на ноги.
Собака тоже вскочила, готовая прийти к нему на помощь. – Она мне ничего не посылала! Я каждый день бегал к почтовому ящику! Все это враки! Все, что она болтает – вранье!
Ник шагал взад-вперед, глаза его блестели, голос был злобный и язвительный, как у маленького капризного ребенка.
– Она могла бы зайти ко мне в школу! Могла бы подождать возле школы! Могла бы позвонить мне вечером, когда его не было дома!
Я спокойно сказала:
– Это верно. Кенди сообразила это позднее. Тогда она слишком была напугана, слишком боялась за собственную безопасность. Через некоторое время она вышла замуж, забеременела и подумала, что лучше обо всем забыть.
Он замер на месте, в голосе его послышались тоскливые нотки.
– Вы имеете в виду, что у меня есть сестра или брат?
Я покачала головой.
– Ребенок родился мертвым. Она говорит, что вы – ее единственный ребенок, и она все эти годы хранила те вещи в надежде, что когда-нибудь вы встретитесь, и она сможет объяснить вам, как все было на самом деле.
Я очень неуверенно положила коробку на кофейный столик и сказал:
– Взгляните на это. Там пачки писем, проштемпелеванных двадцать пять лет назад. И подарок к рождеству, отосланный обратно и так и не вскрытый.
Ник опустился на софу перед коробкой. Он медленно взял пачку писем, развязал коричневую бечевку и просмотрел даты на конвертах. Потом он разорвал упаковку. Под коричневой упаковочной бумагой был слой рождественской оберточной бумаги – зеленой бумаги со смеющимися Санта-Клаусами.
Я молча наблюдала, как он разрывает бумагу. Внутри была черная продолговатая кожаная коробочка. Он открыл ее и достал музыкальный инструмент, похожий на клавиатуру маленького пианино, но с мундштуком. Зажав его так крепко, что даже пальцы побелели, Ник резко встал, прошел по коридору в спальню и захлопнул дверь.
Я услышала глухие рыдания и стала ждать, решив, что лучше не вмешиваться. Я услышала звук льющейся воды, потом полилась вода в туалете. Ник вернулся с покрасневшими глазами, на его новой футболке и шортах была мыльная пена и следы присыпки.
Он сел ближе ко мне, в правой руке его была «Мелодика», в душе я надеялась, что самое худшее уже позади. На его лицо упал свет от хромированной лампы. Позади него за окном поблескивали сквозь туман огни в доке.
– Вам обязательно надо было это сделать, не правда ли? – спокойно сказал он. – Вам надо было сломать единственный оставшийся барьер.
– Да. Потому что она – единственный член вашей семьи, и она все еще любит вас.
Он вдруг приблизился к моему лицу, я даже испугалась.
– Вы разрушили меня. Вы вошли в мой дом, черт побери, вы проникли в мое сердце и растерзали его на части.
Я в изумлении отпрянула и пробормотала:
– Но я думала…
– Вы думали, что я недостаточно несчастен! Вам надо было сделать еще хуже! Взгляните на меня! Я даже не знаю теперь, как сохранить здравый рассудок до завтрашнего суда.
Он вскочил на ноги и стал бегать по комнате, выкрикивая на ходу:
– Побить вас? Или вызвать прессу? Позвонить моему адвокату? Вы опять хотите оказаться в дурацком
