– Я хочу публично извиниться перед доктором Ринсли. И хочу попросить прощения у суда и у всех остальных, вовлеченных в это дело.
Я расплакалась от облегчения, от удовлетворения, от чего-то еще более глубокого. Отныне я снова могу доверять тому тихому, потаенному внутреннему голосу, который помогал мне облечь в слова чужие чувства. Я снова могу вернуться к своей работе.
Вернувшись в контору Андербрука, я обхватила его за шею и поцеловала в щеку. От его костюма пахло химчисткой и одеколоном с хвойным ароматом.
– Спасибо за все, – сказала я. Он тер подбородок.
– Если бы вы сказали мне, как закончится этот процесс, я бы от удивления проглотил свою шляпу.
Я позвонила сначала матери, потом Умберто. И в двух словах рассказала им, что произошло, и пригласила Умберто пообедать у меня послезавтра вечером. Я хотела поговорить с ним и получить обратно Франка. Мама сказала, что улетит завтра утром, потому что очень соскучилась по дому и теперь спокойно может оставить меня одну.
Мое лицо было во всех выпусках последних известий. Мы с мамой звонили отцу, и он сказал:
– Мне бы чуть-чуть твоей железной воли, крошка.
Я представила себе, как он выставляет руку ладонью вверх, чтобы я хлопнула по ней своей ладонью. Это был у него знак наивысшего одобрения.
– Спасибо за поддержку, папа, – сказала я и передала трубку маме, чтобы он не услышал, как я шмыгаю носом. Человек с железной волей не должен плакать.
В тот вечер мне пришлось принимать такое количество поздравлений, что, в конце концов, не в силах больше разговаривать, я была вынуждена отключить телефон. Репортеры толпились у моей двери, и я была рада, что Франка нет дома, потому что от его лая я бы сошла с ума.
Утром я проводила маму в аэропорт и крепко ее обняла. Между нами еще оставалось очень много недосказанного.
– Я люблю тебя, мама, – сказала я на прощание. – Знаешь, у меня всегда было одно преимущество перед Ником. Что бы ни решили присяжные, я точно знала – причем давно, с тех пор, как начала вообще что-то понимать, – знала, что меня любят.
Я не могла сделать ей лучшего подарка.
65
Весь следующий день я готовилась к приходу Умберто. Начала с закуски – разложила на блюде разные сорта паштетов и сыров, а по краям украсила крекерами. Потом я зажарила утку, сделала овощной салат и сварила рис. Мне хотелось все приготовить заранее, чтобы потом не пришлось суетиться на кухне.
Днем я накрыла стол, поставила фарфоровые тарелки, подаренные мне матерью, два хрустальных бокала, специально купленных для этого случая, положила белые льняные салфетки. Украшением стола служили высокие белые свечи в хрустальных подсвечниках и маленький букетик белых роз.
Я надела черное платье джерси, которое очень шло мне, и потратила массу времени, чтобы привести в порядок волосы и лицо. Я с нетерпением ждала Франка, но понятия не имела, как пройдет наша встреча с Умберто. За пятнадцать минут до их появления я прошлась по квартире, желая убедиться, что салфетки сложены правильно, температура у вина подходящая, освещение спальни в порядке и все компактные диски на месте.
Когда они наконец прибыли, Франк залаял от восторга и закружил по комнатам. Я радостно завопила и стала обнимать его. Франк был так счастлив, что бегал из комнаты в комнату, как бешеный, периодически останавливаясь, чтобы облизать меня и полаять.
На Умберто была свободная бежевая рубашка, просторные коричневые брюки, но его одежда не могла скрыть, как он похудел. Он быстро меня обнял, и я почувствовала, что у него торчат ребра. Голос его звучал неестественно оживленно. Я чувствовала себя скованно, как будто мы с ним только что познакомились. Я торопливо направилась на кухню за вином, и он последовал за мной, по дороге задержавшись в столовой.
– Фарфор твоей матери, – улыбнулся он и провел пальцем по салатной тарелке.
Он смотрел, как я наполняю фужеры вином, а когда мы чокнулись, сказал:
– Ты прекрасно выглядишь.
– Спасибо, – сказала я торжествующе. – Это мои трофеи, добытые в сражении.
Он запустил свою руку в мои кудри и слегка их примял, потом отпустил.
– Я приготовила блюдо с паштетом и сыром, но придется пока оставить его здесь, на кухне. Ты же знаешь Франка.
– Нет, нет. Я кое-что тебе продемонстрирую. Франк! Ко мне!
Франк, который после неистовой беготни теперь просто бродил по квартире, послушно подошел к Умберто.
– Лежать, – приказал Умберто. Франк лег.
– Теперь мы оставим это блюдо с закусками на кофейном столике и уйдем из комнаты на пять минут. Когда мы вернемся, паштет и сыр все еще будут здесь.
– Конечно, они будут здесь, – засмеялась я, – просто переместятся к нему в брюхо.
Но все же я поставила блюдо на столик.
– Франк, оставаться здесь, – скомандовал Умберто, и Франк улегся рядом с кофейным столиком, из пасти его текли слюни, и он внимательно смотрел на нас.
Мы прошли в спальню и пять минут поговорили о процессе. После этого я на цыпочках прокралась в
