Атэва со своими серьгами и шелковыми тюрбанами вызывали у маринеров лишь презрительные ухмылки. Моряки, бродяги и воины, даже на самые великие праздники они одевались подчеркнуто скромно – темное платье с небольшим воротником, капитанская цепь на шее, родовое кольцо или браслет; даже обязательный для любого нобиля Благодатных земель плащ с сигной в Идаконе надевали лишь во время обязательных церемоний, хвастаться же древностью рода или сколоченным предками богатством и вовсе считалось неприличным. О твоих подвигах должны рассказывать другие, маринер же не нуждается в ярких тряпках с сигнами – на родине его должны знать в лицо.
Собравшиеся в Башне Альбатроса знали друг друга не первый год. Они молча входили в Зал Паладинов, кивали пришедшим ранее и занимали свои места. Последним, как и подобает, вошел Старейшина совета Эрик-Фаталь Коннак – именно он впервые привел третьего сына покойного герцога Рикареда молодого Рене-Аларика на корабль. Тогда волосы Коннака были темно-русыми, а серые с прозеленью глаза зорче, чем у морского орла. Двадцать лет назад старый Эрик по доброй воле снял с себя цепь Первого Паладина и надел ее на шею своему любимцу Счастливчику Рене. Если кто из Совета вначале и не был доволен этим поступком, то теперь никто не сомневался в правоте Эрика Коннака. И вот теперь он зачем-то созывает Совет. Почти полторы сотни пар глаз с ожиданием смотрели на высокого старика в темно-синем. Коннак властно поднял руку, требуя тишины.
– Братья, – голос старого морехода был по-прежнему способен перекрыть рев бури или шум сражения, – братья! Давно Совет Паладинов не созывался столь внезапно, и никогда мне не приходилось сообщать ему столь тревожные новости. Эланд стоит на грани войны с Таяной. Рене-Аларик исчез, есть серьезные подозрения, что он предательски убит. В то время как я вам это рассказываю, в Замке Западного Ветра герцог Рикаред ведет тайные переговоры с послом самозваного регента Таяны тарского господаря Михая Годоя…
– Ну что ж, пришла пора прощаться.
– Вот уж тут ты не прав, – Рене досадливо отбросил со лба прядь волос, – у нас теперь один путь – в Эланд. То, что творится в Таяне, может подождать. Мертвых не воскресить, надо подумать о живых…
– Я и думаю о живых, Рене, – Роман сам удивился твердости своего голоса, – я поклялся Марите вернуться за ней и перестану уважать сам себя, если не сдержу обещания. К тому же в Высоком Замке происходит что-то странное, хотелось бы знать, что именно.
– Мне кажется, Марита и Лупе встретят нас в Идаконе, а забираться в Высокий Замок я тебе не советую. Твоя жизнь сейчас принадлежит не тебе, а всем Благодатным землям.
– Во имя Света! Хорошего же учителя осторожности послала мне судьба!
– Да уж, – герцог звонко рассмеялся, закинув назад белую голову, – чему-чему, а осторожности я тебя точно научу!
– Храбрость часто является спутницей глупости, – безапелляционно изрек рассевшийся на нагретой кочке Жан-Флорентин, на минуту отвлекшийся от охоты за окрестными комарами. Есть их философский жаб, не нуждающийся в материальной пище, не ел, но сам процесс охоты доставлял ему несказанное удовольствие.
– Золотые слова, дружище, – все еще смеясь, откликнулся адмирал, – и я думаю, Роман все же поедет со мной, тем более что, судя по тому, что он рассказал, добраться до Эланда в одиночку мне будет непросто…
– Об этом я не подумал, – нахмурился эльф. – Я, конечно, могу изменить твою внешность, но, если Михай владеет магией, его это не обманет… Решено, еду с тобой, но, как только ты будешь среди своих, вернусь за Маритой…. Ты сам говорил, что она ждет меня в Гелани, нельзя ее там оставлять. Не в добрый час этот тарскийский кабан вспомнит о ее существовании…
– Хорошо, поедем через Гелань, – лукаво улыбнулся тот, кто был когда-то Счастливчиком Рене. – Вряд ли Михай станет искать нас именно там…
– Вынуждена вас разочаровать, – Сумеречная появилась незаметно, словно выросла из легкой болотной дымки, – ваше милое совместное приключение невозможно. Рене действительно должен как можно быстрее оказаться в Эланде, я могу ему помочь, но для Перворожденного этот способ не годится.
– Да уж, – отозвался Жан-Флорентин, – Водяной Конь никогда не подпустит к себе эльфа…
– Водяной Конь? Ничего не понимаю. – Рене недоуменно воззрился на Сумеречную.
– Он пройдет везде, где есть вода. Когда доберешься до моря, отпусти его, и он вернется сюда. Через три дня ты увидишь Витинский залив, – болотница небрежно повела руками, и кочки расступились, явив миру бурлящую полынью черной воды, из которой стремительно выскочил черный же жеребец с белоснежными гривой и хвостом. Лошадь топнула ногой и громко и вызывающе заржала, подняв зеленоглазую голову. – Это Гиб, – хозяйка Тахены положила руку на лоснящуюся холку, – вернее, одно из его обличий, самое удачное, на мой взгляд, – конь обиженно тряхнул головой и вновь ударил о землю полупрозрачным копытом, – у него когда-то была премилая привычка являться людям, соблазнять их проехаться верхом, а затем тащить в пучину. Он находил подобные шутки очень смешными, тем более что сойти с него по собственной воле нельзя. Однако тебе ничего не грозит, – матушка ловко надела на Гиба невесть откуда взявшуюся простенькую уздечку. – Когда он тебе будет не нужен, сними ее, и он уйдет. Можешь не думать о дороге, Гиб знает, куда идти, ведь вода всегда отыщет пути к морю, а упасть с него тебе не грозит, даже если уснешь…
– Спасибо, Сумеречная, – Рене поднес к губам тонкие пальцы Эаритэ, и та неожиданно вздрогнула. – Хотелось бы отплатить тебе добром за добро, но пока это не в моей власти, – герцог, все еще слегка прихрамывая, подошел к черному скакуну и легко вскочил ему на спину, – до встречи, Роман, надеюсь, скоро увидимся….
Последние слова донеслись уже издалека – Гиб сделал только один прыжок, и всадник исчез из глаз.
Его Святейшество Архипастырь Благодатных земель Феликс Первый с высоты Светлого Престола обвел глазами зал Конклава, словно видя его впервые. Высокие узкие окна, забранные цветными витражами с изображением Посоха, тяжелые люстры со множеством свечей, фрески работы лучших арцийских мастеров… Напротив трона Архипастыря непревзойденный Суон Триго Старший изобразил Триединое. В Центре – Творец в своей первой ипостаси, ипостаси Духа в виде языка золотого пламени с Всевидящим Оком О Четырех Зрачках в центре, по правую его руку второе воплощение – Создатель Мира, привидевшийся художнику в виде грозного властителя, сидящего на Солнечном троне, слева белый голубь символизировал будущего Спасителя, что придет в мир, когда люди искупят свои прежние грехи и заблуждения, дабы низвергнуть нераскаявшихся и провозгласить Царство Божие. Ниже шли изображения святых, пророков и праведников, затем – фигуры архипастырей и мирских владык, известных своею