– Он будет со мной, пока я не расплачусь… Или пока я жив. Я клянусь тебе. – Бард повернулся, и благоухающие ветви расступились за ним и вновь сплелись за спиной. – Ты, Принимающий души людей, – шептал он, пока шел через кладбище, – скажи Марите, что я все-таки пришел. Если, конечно, ей это еще важно там, где она сейчас…
Больше ему в Гелани делать было нечего. Дождь прекратился, но ветер качал деревья, и крупные тяжелые капли падали на плечи, волосы, лицо. Бард и не думал их стирать. Ноги сами вынесли его к калитке, и тут его окликнули.
– Романе, – женский голос казался знакомым, но он все же выхватил кинжал.
– Романе, – женщина в темной накидке выступила из-за куста калины, – это я. Я ждала тебя. Маритина нянька сказала Симону, что ты… Словом, ты еще не все знаешь…
– Лупе?! Ты жива?! Ты здесь?!
– Как видишь, но жива не только я…
– Я понимаю озабоченность, высказанную нашими достойными собратьями Харитонием Фэйским и Евлалием Арцийским, – Трефилий, кардинал Кантиски, церемонно поклонился, – но я считаю, что Церковь пока не должна вмешиваться. Никто не посягает на веру, не впадает в ересь, не преступает черту Дозволенной магии. Конечно, весьма прискорбно, что король Таяны скончался, не оставив наследника, а королева бесследно исчезла. Не может не печалить и ужасная судьба принцев Стефана, Зенона и Марко, за упокой души которых я молюсь неустанно. Но мы не знаем ничего, что говорило бы о том, что Церкви нашей, Единой и Единственной, грозит опасность.
Регент Таяны, законный супруг последней оставшейся в живых дочери покойного короля, остается верным сыном Церкви. Именно он разоблачил и покарал преступников, которые с помощью магии и яда совершили множество убийств. Жертвой пали не только светские властители, но и наш достойный собрат кардинал Иннокентий, пребывающий ныне в Свете. Повторяю, почтенные собратья, случившееся сильно опечалило меня, но на все воля Творца. Известно, что король Марко часто пренебрегал церковными обрядами, в Гелани могли найти прибежище магики, заподозренные в Недозволенном.
К счастью, мне неизвестны случаи, когда таянские власти напрямую поддерживали еретиков, но должного рвения в искоренении ереси они также не проявляли. К глубокому моему прискорбию, сказанное можно отнести и к покойному кардиналу, бывшему излишне снисходительным пастырем. Впрочем, сие неудивительно, если учесть, что он выходец из Эланда, этого оплота суеверий и заблуждений. Я бы даже сказал, братья, двойного оплота, ибо исконные идаконские суеверия вроде почитания пресловутых Великих Братьев соединились с ересью сторонников принца Руиса Арроя Арцийского. Его прямой потомок герцог Рене, о здравии которого я так же неустанно молюсь, в юные годы не раз нарушал Запрет, обманывая ортодоксов, и один Творец ведает, что он привозил из своих походов.
Увы! Власти светские и духовные не проявляли должного рвения, дабы наставить заблудших на путь истинный, и тогда произошло то, что произошло. Как духовное лицо и как человек я скорблю о погибших, но их ужасная участь мне кажется знамением того, что только строгое следование канонам может защитить нас от приспешников Проклятого, все еще рыскающих по земле. Я кончил.
– Кто еще хочет сказать? – Архипастырь внимательно всматривался в лица клириков. – То, о чем мы говорим, возлюбленные братья, слишком важно, и я настаиваю, чтобы высказался каждый, кто имеет свое мнение о сути вопроса. – Прошу вас, брат Иоахиммиус Рэггский.
Грузный седой человек тяжело поднялся. Позолоченный пасторский посох для клирика из Рэгга был не только символом власти, но и предметом первой необходимости. Иоахиммиус откашлялся, вежливо прикрыв рот белой большой ладонью, обвел глазами собратьев по вере и уперся тяжелым нехорошим взглядом в предыдущего оратора.
– Достопочтенные братья, – голос кардинала, густой и сильный, удивительно подходил к его величественной внешности, – я нечасто беру слово, как вам известно. Более того, я считаю долгие выспренние речи, произносимые во имя собственных амбиций и призванные скрывать истинные мысли и намерения говорившего, кощунством и оскорблением Творца. Однако сейчас я буду говорить, и буду говорить долго.
О чем мы спорим третий день, мы, призванные вести за собой к Свету обитателей Благодатных земель? Мы спорим о том, должна ли осудить Церковь истребление таянской династии, покушение, а весьма вероятно, что и убийство, одного из знаменитейших мужей Благодатных земель и гибель одного из нас. Или же мы готовы признать узурпатора, уже пролившего реки крови, только потому, что сейчас, повторяю, СЕЙЧАС он клянется в верности Церкви, как до этого клялся в верности королю Марко? Я убежден, что Михай Тарскийский… Кстати, почтеннейший Трефилий, осуждая ересь эландцев, которые в действительносга привержены лишь обычным для моряков суевериям, забыл о том темном культе, что, как снег в чаще леса в месяце Влюбленных, укрывается в тарскийских горах. Если кто и применял неведомую нам черную магию, то это Михай Годой, рвущийся к власти. Сейчас в его руках Таяна и Тарска, но он на этом не остановится. Куда он пойдет? В Последние горы? Дорога туда была ему открыта и ранее. Не разумнее ли предположить, что он двинется в Эланд, который, лишившись своего истинного вождя, может не устоять перед очередной дьявольской уловкой новоявленного регента? А куда направит свои стопы «верный сын Церкви» Михай, когда прорвется к большой воде? Может ли достопочтенный Трефилий поклясться Творцом, что Годой не решит пересечь Запретную Черту и не попробует пройти путем Рене? Но если того вело свойственное юности любопытство, то тарскийского господаря поведет жажда черных знаний.
Если же он минует Эланд и вторгнется в Арцию, кто его остановит?! Раскормленные и равнодушные бароны или, может, его величество Базилек со своим многомудрым зятем? Годой сметет их, как крошки со стола, и пройдет, не встретив сопротивления до самого Эр-Атэва!
Скажете – это дела светские? Нет! Церковь всегда осуждала кровопролитие и братоубийственные войны и никогда не поощряла гордыню. Кроме того, Михай опасен и как человек, действительно владеющий неизвестными нам силами. Его надо остановить, и сделать это может лишь Церковь. Если бы я знал, что герцог Рене Аррой жив, я без колебаний бы просил его возглавить Святой Поход. И он остановил бы узурпатора. Но сейчас мы можем рассчитывать лишь на себя и помощь Божию. Я предлагаю объявить о том, что Церковь не признает Михая правителем Таяны, и призвать всех добровольцев в Кантиску, дабы к весне под святой орифламмой собралась армия. Вот что я имел сказать вам, почтенные братья.
Если мы хотим добра для Благодатных земель, мы должны объявить Святой Поход и отступить в тень. Пусть те, кто умудрен воинской науке, делают свое дело. Мы же будем молиться за них.
Иоахиммиус грузно опустился в свое кресло, и воцарилась тишина.
– Хочет ли кто-то добавить? – Голос Феликса звучал бесстрастно, но скрыть охватившее его ликование
