ночью к королеве.
– Пойду, только уймись…
– Вот и все, что я знаю, – закончил Роман.
Его собеседники молчали, переваривая услышанное. В янтарной комнате собралось пятеро эльфов и семеро людей – все, кто знал о путешествиях Рамиэрля. Недоставало лишь Уанна, но маг-одиночка мог появиться с минуты на минуту, а мог не прийти вообще. Ему никогда не удивлялись, но его никогда не дожидались.
Роман с трудом заставлял себя вникать в то, что говорят собравшиеся. Казалось, в глаза кто-то насыпал даже не песка, а тончайшей алмазной пыли. Голоса мудрых норовили слиться в какой-то невразумительный гул, напоминающий то ли шум дождя, то ли шорох листвы, назойливо навевающий сон. Роман хотел только одного – упасть и уснуть. Никакие Белые Олени, Пророчества, Избранницы и Чужие не способны были его сейчас не только испугать, но даже привлечь его внимание. Последние дни бард держался лишь на присущем некоторым мыслящим существам чувстве долга – он должен был добраться до Пантаны. Добравшись же, эльф с горечью понял, что, как он и подозревал, помощи ему ждать нечего. И его сородичи, и Преступившие понимают в происходящем еще меньше его. Более того, он как-то сразу понял, что стал сильнее их всех, что ему подвластны такие силы, о которых не мечтали ни Примеро, ни чудом пережившие Войну Монстров и Ночь Магов два эльфийских волшебника. В сущности, Роман зря потратил драгоценное время, лучше бы ему было, отдохнув пару дней в Кантиске, повернуть коней в Таяну. Старая болотница, медикус Симон и маринер Рене казались куда более мудрыми советчиками, чем растерявшиеся эльфы.
Роман потряс золотистой головой, отгоняя навязчивый сон – в последний раз он нормально спал в Высоком Замке почти два месяца назад, а это слишком даже для Перворожденного. Проще всего было встать и уйти, но сил не хватало даже для этого. А они все говорили и говорили.
Затем Эмзар, дядя Рамиэрля и местоблюститель Лебединого трона, так и не принявший отцовскую корону – нет королевства, зачем же король? – молча встал, вышел из комнаты и через минуту вернулся с кубком, наполненным чем-то похожим на родниковую воду.
– Пей. Времена, когда ты рассказывал о виденном и шел отдыхать, похоже, миновали навсегда. Мы не можем решать без тебя.
Рамиэрль послушно осушил кубок. Холодная, чуть отдававшая полынной горечью влага отогнала усталость, и он смог сосредоточиться.
– Видимо, то, что постиг Эрасти, и стало причиной того, что Циала запретила магам преступать определенную черту, – говорила Иллиэль, Старейшая из Лебедей, – предательница боялась, что кто-то сравняется по силе с Эрасти.
– Или же нащупает ту тропинку, по которой он прошел, – откликнулся Астен. Младший сын последнего эльфийского короля был на удивление серьезен и сосредоточен. Привычная мягкая рассеянная улыбка исчезла, черты лица обрели спокойствие и силу, достойную древних властителей. Эмзар с удивлением взглянул на брата:
– Что ты хочешь этим сказать?
– Только то, что Рамиэрля ждут Последние горы. Эрасти ясно сказал, куда и зачем уходит. Найти Место Силы, про которое он говорит, – наша единственная надежда.
– Да, но он не сказал, как достичь его, – откликнулся один из магов-людей по имени Ультим.
– Он и не мог сказать, – возразила Старейшая, – ведь он не вернулся. Мы так и не знаем, дошел ли он и что случилось потом. Церна оставил свое завещание, но не ложный ли это след? Ведь если величайший из магов не смог решить эту задачу… – эльфийская кудесница грустно покачала серебряной головой.
Маленький Примеро недовольно поморщился, но промолчал. Он весьма ревниво относился к своему титулу «Первого из Преступивших», и слова «величайший из магов» по отношению к кому-то другому были для него как нож острый. Тем не менее ввязываться в спор о первородстве он не стал. Старейшая из Лебедей, однако, заметив недовольство Примеро, пояснила чистым, спокойным голосом:
– Эрасти был первым, и мы не можем не отдавать ему должное.
Примеро важно кивнул, и висящее в воздухе напряжение рассеялось.
Рамиэрль смотрел на мудрейших, удивляясь самому себе. Ему было скучно. Он понимал, что весь это многословный спор закончится тем, что решать предоставят ему. Если он победит – это будет удача Примеро, если сгинет в горах Корбута, они пожмут плечами, не более того. Про себя же либр уже все решил. Он пройдет по следу Эрасти до конца, но сначала – Таяна. Он обещал Рене, что вернется в середине месяца Дракона, значит, до конца месяца Лебедя может задержаться в Убежище. Если до этого времени не появится Уанн, что ж, придется рассчитывать только на свои силы. Хотя строптивый отшельник наверняка знает что-то важное, иначе он не втравил бы его в эту историю с Белым Оленем. Только вот где сейчас бродит этот непредсказуемый? Пропасть именно тогда, когда он так нужен, вполне в его духе. Что ж, придется думать, как обойтись без Уанна. Маги Убежища сейчас не помощники… Эльфийская волшба? Он переговорит с отцом и дядей. В отличие от большинства сородичей они, кажется, понимают, что в этой войне у эльфов и людей одна дорога и одна судьба.
Маги еще о чем-то спорили, но Рамиэрль их не слушал, думая о своем. Поэтому последние слова Примеро для него прозвучали как гром среди ясного неба. Преступившие решились на путешествие к Месту Силы. Более того, они хотят выступать немедленно. «Боятся, что придет Уанн, – с ленивой брезгливостью подумал Роман, – и с ним придется делиться славой и силой». Ответить он не успел, так как Эмзар холодно ответил, что Рамиэрль не может покинуть убежище до конца месяца Лебедя.
Бард знал, что в эти дни собирается Светлый Совет, на котором он присутствовал далеко не всегда – дело это для всех не являющихся главами Домов было сугубо добровольным, – просто дядя давал ему возможность спокойно дождаться Уанна. Роман кивнул головой в знак согласия: да, он дождется конца месяца Лебедя…
Марко сам зашел за Рене. В этом не было ничего удивительного, мало ли о чем мог говорить король по вечерам с братом своей первой жены. Но они не говорили. Все было сказано накануне.
Когда стемнело, король Таяны молча взял Рене под руку и отвел в опочивальню. Герика уже была там. Король сразу же вышел, неловко задев дверной косяк и плотно прикрыв дверь.
Рене немного растерянно смотрел на предназначенную ему светловолосую тарскийку. Королева сидела,