как послушная девочка, положив руки на колени. Она была совершенно спокойна. Серые глаза не выражали ничего – ни страха, ни ожидания, ни тревоги, ни хотя бы интереса. Полная и равнодушная покорность, от которой герцогу стало не по себе. Он всегда нравился женщинам, и ему это было приятно, хотя в его жизни куда больше места занимали сначала морские походы, затем, после гибели братьев и отца, дела государственные. Тем не менее в маленьких радостях с молчаливого попустительства платившей ему тем же жены Рене себе не отказывал. Сейчас же герцог растерялся.
Молодая женщина, вокруг которой в тугой узел сплелась самая дикая чертовщина, казалось, ничего не замечала. Просто погасить свечи и приступить к делу Рене не мог, поэтому он заговорил:
– Я могу тебя по-прежнему называть Герика?
– Да.
– Ты любишь короля?
– Я об этом не думала.
– А Зенона любила?
– Наверное, нет. Но ведь он сошел с ума.
– Девочка, послушай меня… Нельзя же быть такой… такой никакой. Даже кошка и та как-то относится к тем, кто с ней рядом. А ты же человек… В твоей жизни произошло столько всего. Пропал первый жених, погиб второй, ты чуть не утонула… Потом тебе предложил руку король. А ты… Ведь ты любишь Стефана?
– Но он и велел мне согласиться. Ему что-то такое приснилось, и он сказал, что мы не можем быть вместе. Я согласилась…
– А у тебя не было никаких предчувствий?
– Мне ничего не снилось. Мне давно ничего не снится.
– Неужели ты никогда не видела снов?
– Видела, когда была маленькой. Они были всякие. То очень страшные, то очень красивые… А потом отец что-то сделал, и я совсем перестала их видеть.
– Но отца ты любишь? – И тут в серых глазах впервые мелькнуло какое-то чувство. Рене повторил свой вопрос, и Годойя прошептала:
– Ненавижу… – Герцогу показалось, что он ослышался, а она внезапно заговорила быстро, давясь словами: – Мой отец – это страшно. Он сумасшедший. Он в Тарске собрал много того, что осталось от самых старых времен. От тех, когда здесь жили только чудища… И он ездил в Последние горы, что-то искал. У нас пропадали люди, и никто никогда их не видел. А приходили такие, какие и на людей-то не похожи. Клыки, как у собак, темные волосы до бровей, желтые глаза… Сильные, сильнее любого человека. И шпаги у них не такие, широкие, плоские, загнутые, не колют, а режут… Они приходили и уходили…
Мне было три года, когда мама зачем-то пошла к отцу. Она была очень бледная, вела меня за руку. Это было после того, как я перестала видеть сны… Мама вбежала к отцу, так как знала, что он у себя, но там никого не было. Мы ждали, ждали, ждали… Но он не появился. Мама отвела меня назад и больше не приходила. Мне сказали, что она уехала, но я знала, что ее просто больше нет. Ее убил отец, потому что он узнал, что она узнала про него что-то страшное. А потом я поссорилась с красивой женщиной, которая за мной следила, и не захотела ее слушаться. Пришел отец, и… мое тело стало делать то, что он приказывал. Я не хотела, но руки и ноги меня не слушались. И так было всегда, когда я не хотела подчиняться. И я стала послушной. А эта красивая женщина однажды тоже исчезла.
Появилась старуха, которой я боялась еще больше, чем отца. Она никогда не спала и никогда не ела. А руки у нее были холодные и мокрые… Мне… Мне иногда кажется, что меня просто нет. Есть только оболочка… И все. Я ничего не могу, не хочу, не знаю… Мне все равно. Ланка говорит, что так нельзя. Ей не понравилось, что я вышла за короля, но Стефан так сказал. И отец велел.
– Но как он мог приказать, ведь он заключен в башню.
– Это вы так думаете. Но я знаю, что он скоро придет за мной. И я опять буду делать, что он захочет…
– Ты говорила с кем-нибудь об этом?
– Нет, потому что отец услышит.
– А почему говоришь сейчас?
– Потому, что сейчас его тут нет. Я это чувствую.
– Герика, ты любишь Стефана?
– Не знаю… Думала, люблю… Он был добр ко мне… И мне жаль, что ему все время больно. Но любить… Я читала сказание о Лате и Изане… Они не могли жить друг без друга, а я живу без него. А Стефан, он мне просто сказал, что мы не можем быть вместе, он ничего не объяснил. Ничего! – Она уже кричала. – Я для всех вас как породистая собака, которую продают или дарят. Простите…
– Ты ошибаешься. Я не знаю, почему Стефан так поступил, но поверь, ему еще хуже, чем тебе. Я думаю, тебе надо успокоиться. Время терпит. Прощай!
– Нет, – она снова говорила ровно и спокойно. – Не уходите.
– Ты хочешь, чтоб я остался. Почему?
– Потому, что при вас они ничего со мной не сделают!
– Кто это «они»?
– Отец и те, с кем он связан.
– Ты знаешь, кто это?
– Та старуха. Но это она такой казалась, а на самом деле она какая-то другая, еще хуже. Я знаю, что
