Проклятый, какой дурак! Он же ничего не умеет, ничегошеньки. Шарло легко отвел меч противника в сторону. Следующий удар герцога был бы смертельным, но Тагэре отступил. Парень не понял, что был на волосок от смерти, и опять полез вперед. Отец слишком рано погиб, чтобы обучить сына хоть чему-то, хотя Лиффо, помнится, никогда не был в числе лучших. Опять нарывается, прости господи! Так легко убить, но… Рука не поднимается, зачем ему еще и эта смерть! А барончик еще и вояк своих остановил, своей рукой хочет….великий воитель!
Шарль отбил бездарный выпад. Еще один. И еще! Мальчишка махал мечом, как палкой. Даже хуже. Если с ним ничего не делать, у него рука через десятинку онемеет. Один удар глупее другого. Заговорить с ним? Хотя он вряд ли способен слышать, ишь как распетушился, но не убивать же его. Оглушить, что ли… Попробовал достать снизу, да знает ли он вообще, как это делается?! И еще что-то кричит, сам себя подбадривает. Тагэре перебросил меч в левую и перехватил правой руку юного барона.
– Уймись, парень, и без тебя тошно!
– Убийца, – взвизгнул мальчишка.
В конце концов, в бою все равны. Полез – сам виноват, и все равно… Как же зовут этого осла? Они же с Филиппом одногодки, а этот, кажется, еще и последний в роду. Тагэре с силой отшвырнул от себя юношу. Тот грохнулся на спину и задергал руками и ногами, как пытающаяся перевернуться черепаха. Латы мешали, но ярость и молодость взяли свое. Еще больше освирепев от унижения, барончик бросился вперед, Тагэре, чертыхнувшись, приготовился отбить выпад, но мальчишка поскользнулся и сам насадил себя на меч, который Шарло не успел отвести.
Старый Медведь не мудрствовал лукаво. В таких делах все решают внезапность и сила удара. Те, кто заманили Шарло в ловушку, не думали, что к нему подоспеет помощь, да еще так скоро. Даже заслонов со стороны дороги не выставили, одно слово, щенки бесхвостые! Глядя из-под латной рукавицы на кипящий впереди бой, Этьен наспех просчитывал ситуацию. Понятно! Шарло вцепился в холм перед озером, а эти недоноски пытаются его оттуда скинуть. Их больше раза в три, небось уже руки потирают. Ну, сейчас он им задаст! Сначала вызволим Шарло, ну а потом развернемся и покажем этим предателям, где раки зимуют. Оттепель стоит вторую кварту. Загнать мерзавцев на лед, пускай поплавают!
Ре Фло был почти доволен тем, что случилось. Теперь даже Шарль и тот не заикнется о всяких там перемириях и прощениях. Давить, и вся недолга, одна беда – Эдмон! Вспомнив о внуке, Этьен помрачнел. Шарло-то он вытащит, но вот что с мальчишкой?! Если с ним, не приведи святой Эрасти, что-то произошло, он этим пащенкам самолично головы поотворачивает, ну да будем надеяться на лучшее. Не попав в хорошую передрягу, настоящим рыцарем не станешь. Скорей всего Эдмон уже с отцом и Раулем, а те за ним присмотрят.
Оторвав взгляд от свалки, Старый Медведь с удовлетворением оглядел своих молодцев, выстроившихся клином.
– Отец, – Леон уже опустил забрало, – все готово.
– Вижу.
Сердце старого вояки билось сильно и ровно. Не было ни сомнений, ни неуверенности в себе. Впереди еще один бой. Еще одна победа. Не такая впечатляющая, как при Эдане или Тон Нуэрж, но необходимая и, возможно, последняя в этой войне. Этьен ре Фло махнул рукой в стальной рукавице, и клин, состоящий из пяти десятков рыцарей, острием которого были сам Старый Медведь и следующий за ним как пришитый Леон, врезался в строй невесть откуда взявшихся в сердце Тагэре лумэновцев. Знаменитая секира ре Фло взлетела, обрушилась на шлем какого-то незадачливого вояки и вновь поднялась, обагренная первой кровью. Громко и грозно провыли боевые трубы. Противник, застигнутый врасплох, заметался по равнине, но Старый Медведь рвался только к одной цели – невысокому холму, над которым реяло знамя с серебряными нарциссами.
Ветер принес зов трубы. Этьен! Сколько понадобится ему, чтоб пробиться? Пол-оры? Не больше. Рука затекла, ну да ничего, продержимся. Шарль уже не смотрел, с кем дерется, было не до жалости. Он убивал как можно проще и быстрее. За спиной слышались шум, вскрики, звуки падения. Может, Рауль и не был великим стратегом, но в здешней своре равного противника ему не находилось. Равных-то не было, но как же их было много! Что ж, Шарло Тагэре, теперь ты знаешь, что чувствует медведь, когда его рвет стая гончих. А это еще что такое? Шарль даже не увидел, а почувствовал кого-то сбоку, молниеносно нанес удар и, даже не оглянувшись на того, кого убил, повернулся еще к двоим.
Трубы Фло запели ближе. Кажется, все случится намного быстрее! Или щенки выдохлись, или им велено пропустить старика ре Фло… Да нет, вряд ли. Батар умен. Он никогда не назовет кошку кошкой. Просто придет на помощь несчастным детям, атакованным армией Тагэре. Ничего, сейчас они развернутся и ударят со всей силы в сторону от дороги. Даже если там засада, тем, в лесу, не успеть замкнуть кольцо. Батар наверняка решил, что они станут добивать нахалов, а не бросятся наутек. Фло не отступают. Тагэре тем более. Но сейчас отступление – это единственный выход. От бешеной собаки можно лишь бежать. Ни Тагэре, ни даже Ланже с ходу не взять. Вряд ли Агнеса собрала больше десяти тысяч, у нее просто денег не найдется, а на обещания клюнет разве что самое отребье.
Шарль продолжал рубить направо и налево, прислушиваясь к приближающемуся лязгу и топоту. Он еще никогда не уступал Лумэнам в битвах, он бы выстоял и сейчас. Вдруг что-то липкое и бестелесное словно спеленало его ноги. Затем холод рванулся вверх, к руке, к сердцу… Шарль Тагэре неуклюже повернулся, открываясь перед противником, еще одним сынком погибшего в Кер-Оноре, и тот возможности не упустил… Это был барон Эж. Сигна – две гончие, бегущие по алому полю…
Так вот как были убиты Жан Фарбье и остальные! Мальчишки ни при чем, хотя те, кто выживут, будут хвастать, что отомстили за отцов. Но Этьен их не выпустит… Несчастные дураки, нарушившие перемирие. У них и жен-то еще нет, а они уже мертвецы. Или вот-вот ими будут.
Боли Шарло не чувствовал, смертельные раны редко болят. И слов, срывающихся с перекошенного рта торжествующего барончика, сразившего самого Шарля Тагэре, он не слышал, хотя и догадывался, что тот кричал. Шарло оставался в полном сознании. Если б рядом были свои, он бы успел сказать то важное, что могло помочь тем, кто оставался, но единственным другом в этом аду был Рауль ре Фло, которого теперь
