зерна. Им нужно время. Придет год Трех Звезд, и поднимет меч Последний из Королей. Голубая звезда канет в море, Алая вернется на небо, Темная не погаснет. Она зажжена Избранным, но озарит путь Последнему, предвещая победу. Не бойтесь Ночи, не бойтесь Дня. Тьма защитит от Тьмы, Свет от Света. Не плачьте об уходящих в бой».
Рядом совсем другим почерком было дописано несколько фраз, некоторые шли просто так, над другими была пометка АР.
Первый записал: «
Война смертных? Уж не та ли, на пороге которой сейчас стояла Арция? Или же АР имел в виду закончившуюся или, вернее, замершую склоку между Арцией и Ифраной, тянувшуюся без малого полторы сотни лет…
Агриппина задумчиво вгляделась в следующий текст, он был лет на двадцать младше предыдущего и написан рукой Максимилиана, одного из самых великих Архипастырей, при котором тем не менее подняла голову таянская ересь. Максимилиан объединил сами Откровения с Комментариями и расширил их, почему- то исключив слова о той, кто вернется, и том, кто ее ждет. И наконец, последний вариант. То же самое, и вместе с тем совсем другое… И где-то среди всего этого укрыта истина, которую необходимо найти, чтобы спасти этот мир от гибели. Кто он, Последний из Королей? На чьей он стороне? Голубая и Алая звезды – это Амора и Волчья? Или это метафора? Темная звезда – Эстель Оскора, проклятье Арции? Она осветит путь Последнему, значит Последний – враг?! Имеет ли он какое-то отношение к «Последнему из Королей»? Или «темная» тут означает «неизвестная», «неожиданная», в старину эти слова часто были синонимами. Кто назван «Избранным»? Почему не следует бояться Ночи и как можно бояться Дня?! Тьмой всегда называли Антипода, а Творец отождествлялся со Светом… Что же все-таки имел в виду Блаженный?! И кем он был?
В житии говорится о некоем раскаявшемся эландском грешнике, чудом спасшемся во время бури, разорвавшем с еретиками-соплеменниками и удалившемся в озерную Пантану, где его и посетило Откровение. Ставший блаженным, Эрик пешком в рубище добрался до Кантиски и предстал перед очами Архипастыря, который, убедившись, что устами пришельца возглашена Воля Творца, записал его слова… Но как он убедился? И не был ли Эрик кораблем Вагана?[78] Тем не менее два великих Архипастыря не усомнились в его словах, да и последующие трактователи не оспаривали сами Откровения, но только объясняли их иначе. Но вот откуда взялось дополнение про Пособника? Кто и зачем его вписал? И не потому ли прежние тексты исчезли, что кому-то было выгодно объединить оба пророчества?
Бланкиссима пошевелила губами, повторяя вслух страшные строки. «В смерти родится Он, смерть отметит Его и через смерти пройдет Он, пожиная смерть. Смерть очистит дорогу Его и возвеличит Его, в смерти и смертью возродится Он, тьма станет мечом Его и ересь крыльями Его, и пойдет он за звездой Тьмы, и откроет путь Заточенному, и будет править Его именем».
Почему Эрик не сказал о Пособнике? Почему кто-то вложил эти слова в его уста? Но ведь разгадка есть, должна быть!
Золотистый тигр лениво щурился с каминного экрана. Даже сами маркизы Мальвани не помнили, откуда на их гербе взялась огромная полосатая кошка, обитающая в джунглях на юго-востоке Хаона. В юности Шарло Тагэре любил поддразнивать Анрио Мальвани, выясняя, не тигру ли его семейство обязано вошедшими в поговорку воинскими талантами и почти нечеловеческой красотой. При этом Мальвани, которых в шутку часто называли полукоролями, не проявляли ни малейшей склонности к интригам, их дворец стоял у площади Ратуши, но они словно бы жили выше страстей, кипевших в столице. Если, разумеется, не шла речь о войне. Тут Мальвани равных не было, по крайней мере до недавнего времени, когда прежний маршал, носивший традиционное для этого семейства имя Сезар, не стал отличать лучшего друга своего сына Шарло Тагэре.
Из пяти молодых нобилей, состоящих аюдантами[79] при персоне маршала, двое братьев ре Фло были истинными рыцарями, но вряд ли были способны вести за собой большую армию. Конрад Батар отличался умом и честолюбием, но не ощущалось в нем того скрытого огня, что делает из просто хорошего военачальника вождя. А вот Шарло и Анрио обладали таковым в избытке, и маршал Сезар сделал все, чтобы пламя разгорелось как следует, не превратившись при этом во всепожирающий пожар.
Именно Сезар Мальвани настоял, чтобы лейтенантом всей Ифраны назначили совсем еще молодого герцога Тагэре, который, в свою очередь, после неожиданной и странной гибели маршала добился назначения сына на место отца. Если Сезара Мальвани убили те, кто хотел заключить мир с Жозефом, для чего требовалось военное поражение, они просчитались. Да, Шарло и Анри были молоды, но ифранцам от этого легче не стало. Мир все же заключили, но не из-за того, что арцийцы стали проигрывать. Беда королевства была в том, что Пьер ничего не соображал, а всесильные Фарбье кормились из авирского корыта. Будь Тагэре или Мальвани почестолюбивее, они давным-давно смахнули бы с эрметной доски и Фарбье, и Лумэнов, но ни Шарло, ни Анри не рвались к трону. Тагэре укреплял северную границу, благо дел там хватало, а Мальвани держал в узде фронтерскую вольницу. Теперь же, когда сумасшествие короля заставило Генеральные Штаты вручить верховную власть регенту, предстояло вновь повернуться на юг.
Каонгцы опасности не представляли, предпочитая не воевать, а торговать, а вот с Жозефом нужно было что-то делать. Это понимал Шарль, и это понимал вызванный из Олецьки Анри Мальвани, назначенный маршалом Арции вместо лояльного Фарбье, но не преуспевшего в делах военных Конрада Батара. Шарль понимал, что честолюбию старого знакомого нанесен удар, но это было необходимо. К тому же первенство Анри было очевидно для всех. Одно то, что южной армией займется Мальвани, вызовет у Жозефа боль в животе, а не воевать было нельзя.
Разумеется, Шарло не собирался гнать время вспять и присоединять к метрополии отделившиеся четыреста лет назад провинции, но для прочного мира нужна была война. Южане должны понять, что Арция отнюдь не придаток Ифраны, которая может диктовать бывшей метрополии свою волю.
Для начала Шарло отменил все таможенные льготы для обнаглевших ифранских купцов, написал
