Лик Победы

– Я поеду, – голос Робера звучал устало, но решительно. Куда решительней, чем минуту назад. Выходит, она напортачила? Точно напортачила! Богоданный внучек затеял какую-нибудь чушь, Робер не знал, как его унять, а теперь все само собой отпадет. Оболтусы будут охотиться и ждать Робера, а он… Создатель, если ты когда-нибудь кого-то слышишь, защити этого человека, он того стоит.

– Езжай, раз приспичило, – только б не сорваться. Не хватало возрыдать на груди черноокого красавца. Лет тридцать назад это, может, и помогло бы, а сейчас от такого зрелища сбежишь впереди своего визга. – Только если твой дед без тебя умереть не может, два дня не задержка. Отпразднуем – и проваливай. А Клемента не бери – жалко животину!

Робер на мгновение задумался, глядя на хвостатого приятеля, потом покачал головой:

– Мы поедем вместе. Как в Кагету… Завтра. Сегодня и впрямь не успеть. Надо Дракко перековать и вообще…

Про «вообще» Матильда спрашивать не стала. «Вообще» хлопало длинными ресницами в соседней комнате и не замечало своего счастья. Потому что видело лишь несчастье, и несчастьем этим был Альдо.

Твою кавалерию, пороть дуру некому! А еще гоганни. Одни разговоры, что рыжие своего не упустят! Хотя сама она еще дурей Мэллицы была, Альдо хоть не слизняк, как Анэсти…

Матильда сунула Эпинэ опустевший кубок, который тот честно наполнил.

– Ладно, утро вечера мудренее.

А всего мудренее ночь. Если у них сладится, он не уедет. Дед дедом, но когда это дедов предпочитали возлюбленным? Подпоить их обоих, что ли? Не поможет! Если мужчина пялится на красотку, как на святую, пои не пои – толку как от мерина. А влюбленная девчонка того хуже, в чистом поле сосну не заметит, не то что парня.

– Матильда, – Робер поднялся с кубком в руке. – Я хочу выпить за тебя!.. Ты столько… Я тебе жизнью обязан…

Чушь какая! Это она ему обязана последним счастьем в своей жизни.

– Вот-вот, сейчас считаться будем! А за меня пить не дам, не дело! Пить, так за тебя! Твою кавалерию, только попробуй шею сломать, пристрелю!

3

«Альдо, я получил письмо от матери. Теперь я понял, почему не поехал с тобой и Ричардом и почему последнее время мне было не по себе. Умирает мой дед, и я должен ехать к нему, это мой долг. Существует поверье, что глава Великого Дома не может уйти, не благословив наследника, не знаю, так ли это, но для того, чтобы дед ушел с миром, он должен меня увидеть. Я понимаю, что мой отъезд меняет твои планы, но иначе я поступить не могу. Если судьбе будет угодно сохранить меня и на этот раз, я вернусь весной. Это не так уж и плохо – я узнаю дорогу, расспрошу знающих людей, договорюсь с контрабандистами. Один человек легко пройдет незамеченным там, где отряду из семерых пришлось бы драться, а нам нужна тайна.

Матильда знает обо всем, она читала письмо и отпускает меня, хоть и с неохотой. Твоя бабушка – изумительная женщина, я попытался сказать ей об этом, но она в ответ лишь обещала меня пристрелить, если я не вернусь. Как видишь, выхода у меня нет, я просто обязан уцелеть. Клемента я беру с собой, он приносит мне удачу, и потом, я просто не в силах с ним расстаться. Я еду завтра, хотя Матильда и соблазняет меня Золотой Ночью, но время не терпит. Простись за меня с Ричардом. В любом случае один Повелитель у тебя останется. Передай привет нашим друзьям, я очень сожалею, что наша встреча откладывается, но смерть – весьма несговорчивая дама, ей нет дела до наших намерений.

Желаю вам удачной охоты и умоляю: жалей лошадей и побольше фехтуй с Ричардом. Человек, который его учил, знал, что делает. У нас с тобой совсем другая школа, и, как ни печально это признать, она безнадежно устаревает. Ричарда не назовешь талантливым фехтовальщиком, но у него есть чему поучиться. Тебе и Борнам найдется чем заняться зимой, даже когда твоя красотка выйдет замуж. Впрочем, я не сомневаюсь, что ты скоро отыщешь ей замену в лице разумной вдовы или страстной девицы. Только будь милосерден к Мэллит, ведь ты – единственное, что у нее осталось, а ее сердце стоит дороже всех гальтарских сокровищ. Когда-нибудь ты это поймешь. В любом случае твой маршал желает тебе счастья и удачи и не сомневается, что так и будет!

Робер Эпинэ, пока еще маркиз Эр-При».

Больше писать было не о чем, а в том, что он написал, вранья было не меньше, чем правды. Робер не собирался помогать Альдо в его гальтарской затее, но как иначе задержать сюзерена в Алате хотя бы до весны?! Енниоль говорил про излом эпох, другими словами, но говорил. Старому кругу осталось всего год и четыре месяца, и эти четыре месяца Альдо Ракану следует гонять кабанов в Сакаци, а не лазить по древним лабиринтам в поисках сдохшего величия. Зимой в Мон-Нуар никто не сунется, а до весны надо еще дожить. Робер прижал письмо бронзовым подсвечником, потом передумал и запечатал, ведь там шла речь о Мэллит. Неужели сюзерен так и останется слепцом или ребенком, играющим разноцветными стеклышками и не замечающим подлинных сокровищ?

Зашуршало. Над краем стола возникла голова Клемента с миндальным сердечком в зубах. Крыс влез наверх, протопал к письму, положил на него добычу и громко пискнул.

– Решил, что мне грозит смерть от голода? – спросил Робер. Его крысейшество вопрос проигнорировал, занявшись помятыми усами. Эпинэ глянул на приношение: ни пылинки, ни паутинки, но такие коржики лежали в корзинке не меньше чем неделю назад. Делится запасами, можно сказать, от сердца отрывает.

– Спасибо, – Робер взял печеньице и поднялся. – Ты настоящий друг.

Настоящий друг ничего не ответил, Робер опустил подарок в карман и вышел. Не проститься с Мэллит он не мог, хотя последнее время думал о ней меньше: странное щемящее чувство потеснило ставшую привычной тоску о невозможном. Нет, Иноходец Эпинэ не стал меньше любить девочку с золотыми осенними глазами, но, когда человеку холодно, остальное куда-то отступает. Роберу Эпинэ было холодно, и началось все с кошмара с тонущими в гвоздиках мертвецами, перешедшего в чудовищную ложь о Мэллит. Гоганни исчезла, превратившись в Лауренсию, и это был последний сон в жизни Робера. Больше ему не снилось ничего, и Эпинэ сам не знал, хорошо это или плохо.

…Мэллит сидела на постели, обхватив коленки и положив на них подбородок. Она могла сидеть так часами, глядя в окно или в стену и о чем-то думая. Обрезанные Альдо волосы немного отросли и падали на плечи тяжелыми кольцами. Разрубленный Змей, пройти мимо такой красоты и вцепиться в хохочущую черноглазую Вицу?!