Альдо вытянул ноги, белые сапоги были в грязи. Значит, злился и гнал галопом.
– Я велел Мевену с Рокслеем простучать стены в Ночном крыле, – Его Величество потер щеку, – и потрясти архитекторов, а пока придется помалкивать.
– А не могло оно со времен Удо заваляться? – предположил Эпинэ. – Какой бокал на тебя смотрит?
– Дальний. Медуза сунул послание в письмо Спрута: я просил его прислать песню, которую ты на коронации орал. Придд прислал, это было после того, как Удо взяли. Робер, у меня голова кругом идет… Это не ты, не Дикон, не Придд, не Матильда со своим псарем и не Мевен. Все! Остальным не верю.
– Не веришь Дугласу и веришь Придду? – Зря он польстился на кэналлийское, кэналлийское будоражит память, но вина из Эпинэ еще горше.
– Удо тоже казался другом, а потом его на чем-то прихватили. – Сюзерен поморщился, словно «Змеиная кровь» оказалась кислой. – Анаксы не могут верить, только думать и знать. Ты был болен, Придд во дворец носа не кажет, а у Дикона ума не хватит. Ладно, кого ты ко мне притащить собрался?
– Давай сперва с Надором решим. – Только б достославный сидел там, где сидит. – Ты меня отпускаешь? Хочу до конца Ветров обернуться, а с гарнизоном Карваль управится.
– Коротышка у тебя толковый, – согласился Его Величество, – но поедешь ты не через три дня, а через десять.
– Я здоров.
– Врешь ты все, – припечатал Альдо. – Но дело не в лихорадке. Ты мне нужен в суде.
– В суде? – зачем-то переспросил Иноходец. – Ты не передумал?
Альдо Первый Ракан досадливо сморщился:
– Эта тварь в Багерлее вяжет меня по рукам и ногам, и потом, я дал слово Посольской палате.
– Ты начал обещать еще в Агарисе. – Пусть не столь громко, но более страшно. – Послам своей очереди ждать и ждать, а суд над Алвой нас не украсит.
– Робер, – сюзерен допил вино и теперь вертел в руках пустой бокал, – я много думал. Гораздо больше, чем ты можешь предположить. Все великие державы начинались с похорон.
Эрнани Святой закопал Золотую Анаксию. Золотую Империю зарыли Гайифа с Уэртой, а Талигойю – Оллар. Я хочу раз и навсегда похоронить Талиг, а для этого нужны суд и приговор. Без этого эсперадоры и «павлины» решат, что я на троне по их милости. Сейчас они меня признали, но, когда я пошлю их к кошкам, а я пошлю, вспомнят про Золотой Договор и олларского щенка… Подлил бы, что ли!
– Сейчас. – А кого ты не пошлешь? Всем всё обещать и знать, что врешь, кто тебя этому научил? – Ты больше не рассчитываешь на силу Раканов?
– Сначала нужно добыть меч и жезл.
– Жезл Левий тебе отдаст.
– Шутишь? – Сюзерен так и замер с бокалом в руке.
– Ничуть, – какие уж тут шутки, – кардинал сам мне сказал. Жезл будет твоим, как только найдется меч.
– Уже легче, но до меча просто так не добраться. Закатные твари, Фома не верит, что Алва у меня! Ему нужен союз с Кэналлоа и Савиньяками!
– Если хочешь доказать Фоме, что Алва у тебя, покажи его послу, – Робер погладил золотую молнию, она была холодной, – а если тебе нужен суд, суди Фердинанда.
– Фердинанда? – неожиданно развеселился Альдо. – Ты настоящий маршал: в войне смыслишь, а в политике хвост от носа не отличишь. Я НЕ могу судить Фердинанда, потому что он отрекся и я его помиловал. И я не могу таскать в Багерлее всех, кто верит, что Алва в Хексберг колошматит дриксов. Кстати, ты когда был у кузины?
– Давно, – всякий раз, когда речь заходила о Катари, Робер чувствовал себя последней скотиной, – еще до коронации… Надо ее навестить.
– Надо, – кивнул сюзерен. – Если ты уговоришь ее выступить на суде, тебе цены не будет. Тьфу ты! Это еще откуда?
«Это» вылезло из-за выцветшей портьеры, просеменило к хозяину и бодро полезло по ноге вверх. Утаить Его Крысейшество было не легче, чем Ворона.
– Леворукий, – Альдо глядел на крыса, словно на выходца, – откуда он взялся?
Взяться Клемент мог только из Сакаци, и Робер так и сказал. Клемент сидел на плече и злобненько шипел, за что Эпинэ был хвостатому непоседе искренне благодарен. Крысиные возмущения давали время на размышление.
– Совсем озверел. – Альдо на всякий случай отодвинул кресло. – Кто его привез?
– Угадай, – попробовал улыбнуться Эпинэ. – Альдо, ты веришь в древние силы?
– Разумеется. – Если спросить Клемента, верит ли он в сухарики, у крыса будет такой же вид.
– Тогда расстанься с первородством, – Эпинэ прижал не унимавшегося приятеля рукой, – и с Гальтарой заодно.
– Это тебе крыс сказал?
– Если Первородный нарушит клятву, – Енниоля не спрячешь, да он и сам не хочет, – на шестнадцатый день с ним случится беда.
– Чушь, – передернул плечами сюзерен, – мы Вукрэ в Закат отправили еще осенью, и ничто нам на
