– Знакомься, Эва: мои младшие братья – Энэбиш и Тэрбиш. Пока ты в Москве, они всегда будут с тобой. Ты ездишь только с ними в машине. Если что-то меняется, то все согласуется со мной. Они же дежурят возле твоего подъезда ночью.
– Зачем это нужно, Тумэнбаатар Орчибатович?
– Нужно. Не пытайся заниматься самодеятельностью. Ребята отвечают за тебя своими головами. Не подставляй их!
– А что случилось?
– То, что должно было случиться, то и случилось. Садись ко мне в машину. Денилбека избили... сильно...
Мы ехали в больницу. Я – с Учителем, а его братья следовали за нами. По дороге Батый рассказал, что избитый мной подонок был не в состоянии сознаться, что он пострадал от рук... и ног... женщины. Он наврал отцу, что его избиение специально организовал Денилбек, тоже чеченец, но из другого, не слишком дружественного тейпа. Основание – зависть сына жалкого учителишки к высокому положению самого Мурата Хаджи Мусаева. Разумеется, Батый тоже участвовал в этом «преступлении», так как «ненавидит свободолюбивый чеченский народ». Но он чужой, а поэтому вопрос чести здесь не стоит так остро. С того самого дня, как я уехала из Москвы, клуб начали «зачищать» правоохранительные органы. Против Учителя выдвинуты обвинения во всем, в чем только можно: от педофилии до укрытия от налогов. Клуб, разумеется, закрыт. Все ребята по требованию Учителя под теми или иными предлогами немедленно уехали из Москвы. Сам Батый дал подписку о невыезде и понимал при этом, что в любой момент может быть арестован. Тем не менее он предпринимал попытки выйти из кризиса с помощью своих связей. Получалось это с трудом. Начальники, которые еще совсем недавно гордились тем, что их дети тренировались у «самого Орчибатова», скисали сразу, как только слышали о том, кто стоит за конфликтом.
– И во всем этом виновата я! – Я искренне считала, что это именно так.
– Не стоит считать себя причиной всех проблем, – несколько раздраженно заметил Батый на мое заявление. – Ты все сделала правильно. И твои действия – не причина, а лишь повод. Мусаев хотел забрать под себя не только наш клуб, но и весь комплекс. И то, что до тебя не доходили эти разговоры, вовсе не значит, что их не было. И лучше не вовремя показать свою силу, чем когда бы то ни было лечь под бандитов.
– Когда они поймали Денилбека?
– Вчера утром... Прямо на работе... Он на стройке подрабатывает, ты же знаешь. В отличие от других, он никуда позавчера не уехал. У него и денег не было. Постеснялся мне об этом сказать, а я не сообразил сразу предложить... Они специально выжидали, чтобы начать все одновременно: и уничтожение клуба, и месть Даниле, и со мной все это...
– Что вы собираетесь делать?
– Посмотрим... Непросто все... Позвал братьев на помощь. Ты сейчас едешь со мной, потому что они могут пригодиться и у них не получится стоять пару часов у тебя под окном. Так что заранее прости, если мы вместе во что-нибудь вляпаемся!
Спокойная речь Батыя на короткое время позволила мне сохранять хладнокровие. Но теперь, когда он замолчал, я поняла, что началась война. А война – это стихия тигре!
– Спасибо, что взяли меня, Учитель! Видно, я тогда не закончила.
Он ухмыльнулся. Батый знал меня хорошо.
– Только от меня ни шагу! Я отвечаю за тебя всей своей жизнью.
– О чем вы говорите, Учитель? После Алексея Матвеевича за меня не перед кем теперь отвечать.
Батый резко перевел взгляд от дороги на меня. Где-то в самой глубине узких щелочек его глаз блеснули зрачки. Такого выражения на его лице я еще не видела!
– Напрасно ты так думаешь, Эва.
– И перед кем же можно за меня отвечать? – грустно усмехнулась я.
– Перед... – он странно замялся. – Перед Богом.
Из-за пробок мы не могли ехать достаточно быстро. Денилбека доставили в травматологическое отделение больницы, расположенной неподалеку от метро «Новослободская». Двигаясь по узким улочкам, Батый, а вслед за ним и его братья, заезжали на тротуары и встречные трамвайные пути. Но вот мы уже свернули на Лесную улицу. Впереди, в трех сотнях метров от нас виднелись серые больничные корпуса.
– Кстати, – вспомнила я. – Тогда, после похорон, вы спрашивали, не нашла ли я что-нибудь у Алексея Матвеевича. Вот, я подобрала в кустах его портфель. Там лежали деньги и приглашение в Америку на его и мое имя... Одного из нас уже нет...
Как мне показалось, из мощной груди Батыя вырвался вздох облегчения. Взяв у меня из рук и паспорт, и письмо, он пробежал глазами по английскому тексту.
– Да, господина Алексея Феофанова уже нет... Значит, поедешь одна. Как раз вовремя.
– Если выживу.
– Я никогда не бил своих учеников! – рявкнул на меня Учитель. – Но никогда не поздно начать!
– А попробуйте! – вырвалось у меня наглое заявление.
Батый рассмеялся.
– Отменяется! Забыл, что ты – тигре. Боюсь!
– А вы знаете, как получать визу в США? Я слышала, если я одна, то мне ее не дадут ни за что.
– Тебе дадут.
– Почему вы так уверены?
– Эва! Мы приехали.
Так и не ответив на мой вопрос, Батый припарковался на тротуаре возле чугунной ограды. Внутрь больничной территории он заезжать не стал, несмотря на то что там, как это ни удивительно, было достаточно места.
– Тумэнбаатар Орчибатович! А может, все-таки лучше заехать внутрь?
На это предложение Учитель вообще никак не отреагировал. Жестом он пригласил меня следовать за ним в сторону приемного покоя. Энэбиш и Тэрбиш остановились сразу за машиной старшего брата. Я еще раз вгляделась в их лица и подумала, что они наверняка близнецы.
Время было неприемное, но Батый что-то шепнул дежурной, и та, позвонив в отделение, сказала, что нас непременно пропустят, только попросила несколько минут подождать внизу. В гардеробе у нас приняли верхнюю одежду и выдали два халата и бахилы. Белые халаты были одинакового размера. Я в своем утопала, а Батый не смог протолкнуть мускулистые руки в рукава. Пришлось ему накинуть халат прямо на плечи и носить наподобие бурки.
Мы ждали у кабинетов, где шел прием травматологических больных. В основном люди спокойно сидели в очереди и ожидали врача, рентген или его результаты. Серьезный случай вообще, судя по всему, был только один. Пострадавшие прибыли еще до нас на «Скорой» в сопровождении милиционеров. Два стража порядка, залитые с головы до ног кровью участников драки, составляли протокол прямо на банкетке в коридоре. Прохаживаясь туда-сюда, я машинально взглянула на бумаги и прочла последние, только что написанные строчки: «Во время драки супруги Шипитьковы нанесли друг другу телесные повреждения обломками стула».
– Ну? – спросил старший по званию, капитан, вышедшего к ним ординатора.
– Как обычно, – скупо ответил тот. – Ничего интересного и из ряда вон выходящего.
– Когда можно будет допросить? – поинтересовался младший, в сержантском звании.
– Кого? – удивился ординатор. – Покойников?
– Так вы же сказали, что травмы – так, «ничего из ряда вон выходящего»! Это значит травмы не очень серьезные. Разве не так?
– Да, – подтвердил ординатор. – Все так. Повреждения у супругов Шипитьковых обычные для подобных случаев, но... с жизнью несовместимые! – Он криво усмехнулся. – Жили они долго и счастливо и умерли в один день.
Наконец нас проводили наверх. Данила лежал в реанимационной палате, весь обвешанный трубками и катетерами. Накануне ему сделали операцию, точнее, сразу несколько операций. Причем это, судя по всему, было только начало. У парня были отбиты почки, сломаны ребра и правая рука и, что самое страшное, имелась и черепно-мозговая травма с обширной внутренней гематомой.
