Что-то мягкое упало с вешалки и шлепнулось, как мне показалось, о корзинку с зонтиками. Корзинка опрокинулась. Мужчина сдавленно чертыхнулся.
– Вот, они на пол улетели. – Голос у Мани был отвратительно виноватый.
Шарканье приближалось к кухне.
– Лева! Там Эва! Уже пришла! – свистящим шепотом предупредила Маня.
Но вышеупомянутый Лева уже распахнул дверь и предстал передо мной во всей красе. Хорошо, что хоть тощие чресла сластолюбца были прикрыты льняным кухонным полотенцем. Надо сказать, этим маленьким кусочком ткани он смог бы прикрыть минимум половину поверхности своего тела. Лева был тщедушным рыжим созданием неопределенного возраста с неправдоподобно огромным носом, на котором красовались толстенные очки с перекошенными дужками. Одно из стекол треснуло, а другое было заляпано, причем оставалось только догадываться, чем именно они с Маней его заляпали. На левой ноге его красовался носок – близнец того, что покоился в мусорном ведре. Правая нога была всунута в старый гостевой шлепанец.
– Извините, пожалуйста, я не знал, что причиняю вам неудобство...
– Ничего, я и не таких видывала! – ответила я, не переставая жевать.
– Эва, зачем ты так? – Это Маня тоже просунулась на кухню.
Она впопыхах завернулась в скомканную простыню, но сделала это крайне неаккуратно: правая грудь вывалилась и болталась где-то под мышкой, а левая ягодица и вовсе оставалась открытой для всеобщего обозрения.
– Вас зовут Эва? – Молодой человек изобразил нечто типа поклона.
– Эвридика я. Эвридика Петровна!
– Очень приятно!
Он попытался протянуть мне ладонь для рукопожатия, но не удержал маленькое вафельное полотенце и пугливо отпрянул, прикрывая в панике свою рыжую срамоту.
– А я Лева! То есть если нужно официально, то Лев Борисович!
Он суетно и неловко закрутился на одном месте, тщетно пытаясь что-то найти.
– Вы что-то здесь потеряли, Лев Борисович?
– Простите, Э-эва... Эвридика Петровна! Вы случайно не видели здесь мой носок?
– Видела, а как же!
– Ой, а где он?
– В помойке. – Я показала рукой на ящик с мусорным ведром.
Лева бросился спасать столь важную деталь туалета.
– Может быть, вы все же оденетесь, Лев Борисович?! Вы трусы-то обычно носите?
Манин любовник вперился взглядом в собственные ладони. Казалось, он в полном недоумении от того, что держит только один носок, а никаких трусов в его руках нет.
Пришлось разъяснить:
– Я имею в виду, носите ли вы трусы на теле, Лев Борисович. Мне не важно, носите ли вы свои трусы в руках! На теле своем вы трусы носите?
– Трусы, да, сейчас я вспомню, конечно. Они в комнате, точно в комнате. На телевизоре. Я сейчас этот носок вот надену, чтобы не пропал... и бегу в комнату...
Места на кухне было совсем мало, и Маня оказалась зажатой между плитой и холодильником. Она нависала надо мной своими внушительными прелестями и виновато вздыхала.
– Где ты с этого Аполлона трусы с носками сорвала, развратница? – спросила я подругу, наблюдая, как ее мачо расправляет обретенный носок перед тем, как надеть его на ногу.
– Простите, мне... так неловко... – бормотал себе под нос Лева. – Так неловко это все получается! Неудобно очень...
– Да чего уж там! Чувствуйте себя как дома, Лев Борисович! – продолжала я в том же духе.
– О! Не надо! У меня дома невыносимо себя чувствовать! Там так... там так... Вы даже не представляете,
В глазах Льва Борисовича вспыхнул страшный азартный огонь: он и впрямь был готов рассказать,
– Нет-нет, не беспокойтесь! Для меня это слишком интимная тема. Я девушка слабая и чувствительная. Я не перенесу.
Лев Борисович был одет и отправлен восвояси. Маня облачилась в желтенький махровый халатик и села напротив меня.
– Прости, Эвочка! Ты же обычно позже приходишь. Я думала, к твоему приходу уже все будет закончено. – Маня виновато смотрела на меня, часто моргая белыми ресницами.
Я наконец смогла вернуться к бутерброду.
Внезапно Мане что-то пришло в голову. Она вскочила из-за стола и заметалась по квартире.
– Что еще случилось?
На Манином лице отразилось отчаяние.
– Как я могла отпустить его одного?! Он же так плохо видит! Он может попасть под машину! Надо бежать!.. Догнать и проводить его!..
– Сиди! – одернула я человеколюбивую подругу. – Ничего с ним не будет! Он уже у метро или в такси. Чай лучше завари! Ты сегодня проштрафилась! Получаешь наряд вне очереди!
– Ладно.
– Что у нас к чаю?
– Да... как-то... нет особо ничего...
– Как?! – наигранно возопила я. – А где же те яства, коими, несомненно, одарил тебя... нас с тобой... этот огненно-рыжий джинн – повелитель фаллоса? Где кишмиш и лукум? Где пахлава и шербет? Где маленькая шоколадка и бутылка дешевого российского шампанского, наконец? Или у него все деньги ушли на роскошный букет из ярко-красных роз? Покажи мне, зараза, засыпал ли он благоухающими лепестками ваше ложе любви?
– Зачем ты? Зачем? Он такой человек... – В Маниных голубых глазах появились слезы.
– О да! Он прекрасный человек! Он оказал нам с тобой великую честь: отпил нашего вина и отымел, как мог, одну из нас... – Я посмотрела на наши с Маней отражения в оконном стекле. – Ту, что потолще и побелее.
Маня послушно заваривала чай, но руки ее дрожали.
– Да, он бедный! Но он очень хороший и несчастный человек!
– Ну да, это как обычно.
Манефа наконец нашарила где-то в недрах холодильника половину плитки горького черного шоколада. Он, правда, несколько побелел от лежания в холоде, но на вкус это не повлияло. Чай у нас был хороший, «Седой граф» с бергамотом.
Несколько минут мы чаевничали молча. Маня несколько успокоилась, пунцовые пятна с лица почти исчезли, розовыми оставались только веки и нос.
– Знаешь, Эва, – она попыталась все же продолжить наш разговор, – тебе не показалось, что у него есть некое сходство с?..
– Показалось, разумеется.
Маня улыбнулась:
– На кого же, на твой взгляд, он похож?
– Не на кого, а на что! На ржавый кривой гвоздь.
– Он похож на... Вуди Аллена! – воскликнула Маня возмущенно.
– Ржавый гвоздь – куда комплиментарнее.
– Ты не любишь Вуди Аллена?!
– Очнись, подруга! Ты должна знать мои вкусы. Мне, разумеется, не нравится Вуди Аллен, и мне, разумеется, не нравится твой новый секс-герой. И вообще, я на окончание сессии подарю тебе фаллоимитатор! Он будет большой, красивый и куда как более эстетичный, чем эта голливудская мечта. Его будет легко и удобно мыть. Он не будет разбрасывать по всей квартире драные вонючие носки. И самое главное: он не будет пить наше вино.
