— Отлично.
Когда я уже был у двери, он сказал:
— Мы сделаем для вас все, что будет в наших силах. Не время читать нотации, но трудно побороть в себе это желание. В том, что потом может произойти с вами, вы должны винить только себя. Вы думали, что вам удастся заработать кое-что для себя на свертке. Человеческая жадность. Вечная проблема.
Может быть, подумал я, выходя из квартиры, но без нее мир был бы очень скучным местом. Хотя в тот момент я лично был целиком за эту скуку. В тот момент мне бы хотелось быть где-нибудь на отдыхе, который я себе обещал, и сидеть где-нибудь, умирая от скуки и решая, что бы сделать, и зная, что если я и придумаю что-то, то у меня никогда не хватит на это сил. Именно для этого и существует отдых.
Утро было прекрасным. Дорога на Эвьен, проходящая по берегу озера, была забита машинами. Некоторые из них были в состоянии мелкого ремонта, поэтому движение происходило в один ряд, перед светофорами возникали пробки и мое нетерпение усиливалось с каждой минутой. Все, что я хотел, — забрать сверток и вернуть Джулию.
С левой стороны мне иногда открывалось озеро, похожее на большую голубую простыню. Справа, где- то вне поля зрения, находился Монблан, а рядом с ним — шале, в котором я провел ночь с Джулией. Наджиб был прав. Человеческая жадность. Я пообещал себе, что если я выберусь из этой истории живым, я попытаюсь что-нибудь сделать с ней. Я знал, что совсем мне от нее не отделаться, но я хоть попробую ее умерить. Для меня это было большим обещанием. Деньги, когда ты их имеешь, действуют так успокаивающе. Судя по тому, как развивались события, я вряд ли получу какие-либо деньги от О'Дауды за эту работу. У Уилкинз нашлось бы что сказать по этому поводу.
Старушка Уилкинз. Я подумал, как бы она отнеслась к Панде. Остаток пути я проехал, фантазируя на темы их совместного существования. Мне подумалось, что они могли бы поладить.
Я поставил машину и вошел в здание почты, прихватив с собой свои английские водительские права, международные права и кредитную карточку для удостоверения своей личности. Иногда, когда получаешь что-нибудь до востребования, тебя просят предъявить какой-либо документ, а иногда нет. Они работают по какой-то системе, скорее всего, по настроению.
У женщины в окошке был розовый нос, розовые губы, пышные сине-серые волосы и большие влажные глаза. Она напомнила мне ангорского кролика, которого я как-то забыл покормить, и он голодал целую неделю, а потом умер, и моя сестра отшлепала меня кожаным тапком. У моей сестры были очень нежные, чувствительные пальцы, даже в четырнадцатилетнем возрасте, но у нее также были очень сильные запястья, как у игрока в сквош.
Я веером разложил перед девушкой удостоверения моей личности.
Она сморщила свой розовый нос от удовольствия.
— Карвер, — сказал я. — Рекс Карвер. Я думаю, что у вас для меня есть посылка.
Она взяла за уголок мою кредитную карточку и переспросила:
— Карвер?..
Я знал, что она это сделает.
— Да, Карвер.
Она повернулась к рядам ячеек за спиной, перекинулась парой фраз со стоящим слева от нее парнишкой, а затем, начиная с нижнего ряда, с буквы “Я”, пропутешествовала до ячейки с буквой “К”. В ней находилась пухлая пачка конвертов, которую она положила перед собой.
— Карвер? — Она начала перебирать конверты.
— Совершенно верно.
Перебрав всю пачку, она покачала головой.
— Ничего нет, мсье. Вот есть Кабелэр.
— Карвер, — сказал я. Но мое сердце уже ушло в рыжевато-коричневые замшевые туфли. Ничто из того, что она держала в руках, не походило на отправленный мною сверток.
— Прошу прощения, мосье. Возможно, она придет со следующей почтой.
Я покачал головой и начал собирать свои документы. Я уже было отошел от окошка, усиленно думая, что, черт возьми, могло случиться — мне пришла в голову мысль, что, может быть, это была работа Аристида (он мог уже проверить все почтовые отделения на востоке Франции и забрать сверток) — когда с неожиданной ноткой узнавания в голосе девушка сказала:
— Ах, вы — мистер Карвер?
— Да.
— Тогда все объясняется. Вы — гость мосье О'Дауды, да? — По тому, как она это сказала, было ясно, что она знает мистера О'Дауду. А кто в этом районе его не знал? Ему принадлежит половина горы в десяти километрах отсюда.
Я кивнул, не решаясь говорить. Я уже все понял. Но ее было не остановить. Гость из шато был чем-то очень приятным и его стоило немного задержать.
— Но мистер О'Дауда сам позвонил сегодня утром и попросил посмотреть, нет ли посылки для его гостя, мистера Карвера. Я сказала, что да, есть, поэтому он прислал своего шофера с паспортом и тот забрал посылку. Это было не так давно. Час назад, может быть. А может быть, и побольше. Шофера я хорошо знаю. Маленький человек, постоянно шутит и подмигивает...
Я не стал ждать полного описания Кермода и пошел к выходу.
Я сел в машину, зажег сигарету и стал курить ее так, словно она была мне глубоко ненавистна и я старался высосать из нее всю жизнь. Не Аристид, а О'Дауда сделал это. У О'Дауды было больше стартовой информации. У него был мой костюм с моим паспортом. Я сказал ему, что сверток лежит на почте до востребования. Я сказал ему, что это недалеко. Он мог бы обзвонить все основные почтовые отделения вокруг озера за полчаса, а его имя сняло бы все проблемы с формальностями. Гость мосье О'Дауды? Конечно. Гости мистера О'Дауды — всегда люди важные — политики, кинозвезды — и, естественно, за посылкой пришлют шофера с паспортом.
И что мне теперь делать?
Сверток у О'Дауды. Я мог представить себе, как он и Кермод сидят в своем восковом музее, умирают со смеху и, вероятно, отмечают свою победу несколькими бутылками шампанского. Хорошего шампанского, как того требовал случай. Вероятно, “Клико Брют Голд Лейбл”, 1959 года.
Я выбросил сигарету через окно машины и выругался. Громко. В одно слово. Хорошее, крепкое слово, и оно дало мне толчок. Нижнее полено выскользнуло из поленницы и она покатилась. У О'Дауды не будет свертка. Если Бог когда-либо и создал человека, которому суждено испытать разочарование, так это был О'Дауда. Я выбрал себя в качестве инструмента, с помощью которого будет вершиться его судьба. Я не знал, как я буду это все делать. Думать о том, как, почему и зачем, просто не было смысла. В тот момент единственно верным шагом было навести себя на цель. Но перед этим я должен был удостовериться в безопасности Джулии.
Я вернулся на почту к телефонам и позвонил Наджибу.
Когда он ответил, я сказал:
— Послушайте, произошла небольшая заминка со свертком. Ничего серьезного, но я смогу получить его где-нибудь ближе к вечеру. Это нормально? — Я пытался говорить обычным голосом. Это было нелегко.
— Давайте проясним одну вещь, мистер Карвер, — сказал Наджиб. — Я вам доверяю. Но я не смогу доверять и ждать вечно. Если вы не позвоните до шести вечера и не скажете, что сверток у вас, я сделаю вывод, что вы его никогда не получите. В этом случае я буду вынужден предпринять другие шаги. Но одно ясно уже сейчас. Если кто-нибудь еще получит сверток, то вы знаете, что произойдет с мисс Джулией. И, мистер Карвер, я очень скоро узнаю, стал ли кто-либо другой обладателем свертка, потому что они уведомят нас об этом без задержки. Так же быстро, как это бы сделал я, если бы получил сверток. Вы понимаете?
— Не беспокойтесь, — быстро сказал я. — Вы его получите.
Я повесил трубку и вышел на улицу.
Проезжая по городу, я с трудом выдерживал невысокую скорость. Но как только я выехал из него, моя нога утопила педаль почти до упора. Но если я полагал, что скорость уничтожит мысль, то меня ждало разочарование. Всю дорогу я спрашивал себя — как? Как я заполучу сверток? Задолго до пункта назначения
