На сей раз ответ был.
Из спрятанного где-то над дверями динамика пророкотал голос О'Дауды:
— Кто это, черт возьми?
— Денфорд.
— Тогда убирайся к дьяволу из моего дома, — пророкотал О'Дауда, затем рокот перешел в рычание. — Пытался украсть мою жену, да, ты, ублюдок с кроличьими глазами. Пошел ты к черту! — Он уже принял, но еще не был пьян, хотя был достаточно экспансивен.
Я увидел, как натянулось лицо Денфорда, пока он пытался взять себя в руки. Затем он поднес микрофон ко рту и сказал:
— Здесь Карвер. Хочет тебя видеть. А в один из дней я докажу, что ты убил ее, ты, злобный ирландский боров.
— Карвер! — пророкотал голос и затем из динамика раздался взрыв хохота.
О'Дауда сказал:
— Как там, ничего? Убирайтесь, оба.
— О'кей, вы сделали свое дело, — сказал я Денфорду. — Теперь вступаю я.
Он отдал мне микрофон и сказал:
— Если вы — человек умный, тогда уезжайте отсюда. Он еще не пьян, но уже в невменяемом состоянии. Что бы вы от него не хотели, вы ничего не получите.
— Ты чертовски прав, парень, — прорычал О'Дауда.
— Вам лучше исчезнуть, — сказал я Денфорду. — Когда они откроют дверь, ваше горло может оказаться в руках Кермода. Идите.
Он колебался какое-то время, затем сказал:
— И все же я советую вам не входить туда.
— Не беспокойтесь.
— Я и не беспокоюсь. Если вам не нужен мой совет, забудьте о нем.
Он повернулся и пошел прочь по галерее. Я проводил его взглядом, а затем подошел к лестнице, чтобы убедиться, что он действительно ушел. Он действительно ушел, и я вернулся к микрофону.
Я взял его и услышал крик О'Дауды:
— Ты все еще здесь, Карвер?
— А почему я должен быть в другом месте? Я собираюсь получить с тебя по меньшей мере пять тысяч фунтов.
Последовала пауза. Она должна была последовать. Я упомянул о деньгах, а деньги для О'Дауды значили много, так много, что любое упоминание о них вызывало у него любопытство.
— А почему ты получишь с меня пять тысяч фунтов? — Его голос утратил часть прежнего запала.
— Простая продажа. Сюда, конечно, не входит мое жалование.
— И что ты собираешься продавать, парень? — Запал потихоньку возвращался, но я знал, что я его зацепил.
Моля всевышнего, чтобы это было так, я сказал:
— Только не рассказывай, что ты забрал на почте сверток и засунул его в сейф, не проверив, что в нем.
Очередная пауза, достаточно длинная и тяжелая для меня. Он, возможно, так и сделал. Я хотел, чтобы он сделал именно так, потому что только такой расклад давал мне то небольшое преимущество перед ним, которого я так желал, только он давал самый минимальный шанс вернуть Джулию. Я молчал. Чем длиннее будет пауза, тем лучше для меня. Я молчал, пока не почувствовал, что попал в точку.
— Не рассказывай мне, что такой осторожный человек, как ты, не проверил сверток?
Он попытался блефануть. Его голос четко выдал это.
— Конечно, я проверил его.
Я рассмеялся.
— Ты не умеешь врать, О'Дауда. Ты думаешь, я такой дурак и открыл все козыри? Имея дело с такими людьми, как ты, Наджиб и парни из Интерпола? Как и ты, О'Дауда, я не доверяю почте. Тот сверток в Эвьене был липой. Я специально послал его туда, чтобы при неудачном развитии событий получить небольшую передышку... а они, признаюсь, развивались там на озере почти неудачно. Ты слушаешь? Слушай хорошо. У тебя нет того, что ты думаешь, что у тебя есть, О'Дауда. Если сейф внутри, открой его и проверь... а потом мы поговорим.
Я сел на кресло времен Французской империи, стоящее у двери, выпустил дым и начал молиться. Очень усердно. Чтобы его сейф оказался не в банкетном зале. Если же он был там, мой блеф очень скоро закончится.
Я сидел, убеждая себя, что я спокоен, зная, что бегуны выходят на последний барьер и я — впереди, зная, что на последнем барьере все может случиться — и обычно бывает так, что то, о чем ты молишь, как раз и не случается. Я выпустил кольцо и стал смотреть, как оно, вращаясь, плывет в сторону динамика над дверями и медленно растворяется подобно серой мечте.
Неожиданно большие двери загудели и не спеша открылись. У порога стоял Кермод и держал нацеленный на меня пистолет.
— Входи медленно и держи руки перед собой, — сказал он.
Я расплылся в улыбке. А почему нет? Я выиграл первый раунд. Чувствовал я себя прекрасно, но следил, чтобы не проявлять излишней самоуверенности.
Я вошел, и он остановил меня. Держа пистолет у моего пупка, он ощупал мои карманы. Я подумал, что Аристид или Наджиб, посчитали бы его работу дилетантской. Пневматический пистолет был засунут стволом вниз в мою левую замшевую туфлю и спадающие брюки надежно закрывали его. Пистолет был сантиметров двадцать пять длиной, сантиметров восемь-десять ствола находились в моей туфле, а рукоятка была над самой моей лодыжкой. Единственное, чего мне приходилось опасаться, так это резких движений, потому что весил он граммов семьсот и мог легко выскользнуть. Но меня это не особо волновало. Я не собирался делать никаких резких движений до того момента, когда пистолет будет в моей руке. Рука Кермода пошла вниз по моей ноге и остановилась сантиметрах в пяти над пистолетом. Кермод отступил назад и сказал, показывая на диван, который стоял напротив каирского купца, или кто он там был, который надул О'Дауду с алмазами:
— Сядь туда.
Я прошел к дивану и осторожно сел, скрестив ноги и прижав внутреннюю сторону левой туфли к дивану.
Оглядев восковые фигуры, я сказал:
— Все те же люди, я смотрю. Пора завести новых врагов.
О'Дауда сидел в дальнем конце комнаты, перед своим огромным, окруженным канделябрами подобием. На нем был свободный восточный халат, черные туфли из искусственной кожи и белая футболка. Халат был черный, с серебряными павлинами. Он удобно расположился в кресле у стола, на котором стояли бокалы и бутылка шампанского и лежал микрофон, шнур от которого тянулся к нише на дальней стене.
Он уставился на меня своими маленькими голубыми глазками — его лицо было ярко-красного цвета — и сказал:
— Не беспокойся... ты скоро к ним присоединишься, ублюдок.
— Если ты хочешь иметь со мной дело, ты, накаченная жаба, тогда будь вежливым, хорошо?
Я был внутри и наслаждался в полный рост, и меня переполняла приятная ненависть к нему — теплое, дурманящее желание посмотреть, как из него полетит его спесь и эгоизм. Я рискнул и у меня получилось. Я чувствовал себя замечательно, был полон оптимизма и готовности ко всему.
О'Дауда дотянулся до бокала с шампанским на столе, нагнул голову и сделал глоток, наблюдая за мной поверх бокала. В двух метрах от него стояло другое кресло и другой стол, уставленный бутылками и бокалами. Им нравилось вот так. Сидеть здесь, пить, постепенно накачиваясь, и выкрикивать ругательства в адрес их гостей. Очень весело.
— Ты дурак, — сказал О'Дауда. — Ты думаешь, я поверил в эту басню про сверток? Ты блефуешь. Если бы у тебя был настоящий сверток, ты бы не сунул свой нос сюда.
Я дружески улыбнулся ему.
