меня с собой в море.
Маргред попыталась и не смогла представить, каково это – впервые войти на землю под волнами в… Сколько ему тогда было? Двенадцать? Тринадцать? Почти взрослый, оказавшийся в совершенно незнакомом новом теле и в таком же мире.
– Наверное, это было… непривычно, – наконец выразилась она.
Дилан склонил голову в знак согласия.
– Я ощущал страшную неловкость, и это еще мягко сказано. Так что держись своего народа, – посоветовал он. – Так будет легче для всех.
Он был прав.
Конечно, он был прав.
В общем-то, его рассказ не оставил ее равнодушной. И все-таки… Маргред бросила взгляд на его горло. Он не носил трискелион,[7] знак хранителя, указывающего на его принадлежность к элите правителя. Но при этом Дилан оставался протеже принца, таким же его созданием, как и гончая Конна. Надо ли понимать его так, что предостережение ей было сделано из искреннего желания помочь? Или юноша преследует собственные интересы?
Оставив его, Маргред спустилась по ступеням башни к подземным пещерам под замком. Толстые каменные стены прорезали узкие полоски света. Глаза девушки быстро привыкли к полумраку. Запах океана поднимался снизу, подобно дыму костра, разведенного людьми.
Пока Маргред спускалась по винтовой лестнице, навстречу ей попалась еще одна селки, Гвинет из Гиорта. Ее босые ноги оставляли мокрые следы на камнях. Обнаженные плечи прикрывала красная накидка, подбитая соболем. Черный мех приятно контрастировал с ее молочно-белой кожей и светлыми локонами, тем не менее выбор одеяния представлялся шокирующим. Дети моря, как правило, не носили другой шкуры, кроме своей собственной.
Маргред вежливо кивнула.
– Доброй охоты, Гвинет.
Гвинет улыбнулась, обнажив острые белые зубки, сверкнувшие между мягкими розовыми губами.
– Верно, охота была доброй. Я отправилась за рыбой и поймала рыбака – мне попался траулер у мыса Кейп-Сэвидж.
– Надеюсь, рыбак оказался симпатичным.
– Вполне. Вот только продержался недолго. Зато его сотоварищи с лихвой восполнили недостаток его жизненной силы.
Маргред в изумлении приподняла брови.
– Ты что же, поработала со всем экипажем?
Гвинет пожала плечами, отчего красная накидка соскользнула еще ниже.
– Суденышко-то было маленьким. Кроме того, одного мужчину между ног не отличить от другого.
В памяти ожили воспоминания.
–
–
Маргред вспыхнула. Но она не была настолько ханжой, чтобы попрекать Гвинет тем, что думала сама.
Взгляд селки вдруг обрел проницательность и задумчивость.
– Я слышала, что ты и сама недурно поохотилась. В… Мэне, не так ли?
В груди Маргред родилось незнакомое чувство собственницы, защищающей то, что принадлежало только ей.
– Здесь, в Кэйр Субае, вы слышите слишком много, – холодно сказала она. – Хотя и слушать-то особенно нечего.
Гвинет облизнула губы язычком.
– Я всего лишь хотела сказать, что если ты наткнешься на что-нибудь вкусненькое, то не откажешь подруге в том же, верно?
Маргред опасно прищурилась. Калеб принадлежал только и исключительно ей.
– Если к тому времени сама утолю голод.
Улыбка Гвинет стала шире.
– Вот теперь ты начала говорить загадками.
– Ничуть не бывало. Не браконьерствуй на моей территории, маленькая сестренка. Или я сама тебя укушу.
Маргред пошла вниз по каменным ступеням, а вслед ей летел веселый смех Гвинет.
«Но последнее слово, – решила девушка, – осталось все-таки за мной».
Каким-то образом этому человеку, Калебу, удалось поймать ее в силки, опутать незримыми узами, словно неосторожного пловца, запутавшегося в сетях. Иначе зачем бы она вдруг решила вернуться? Мимоходом она вспомнила утонувшую мать Дилана.
– Потому что она подплыла слишком близко к берегу, – прозвучало у нее в ушах.
Маргред спускалась ниже, рев и шум моря слышались все отчетливее. На старинных каменных стенах заблестела влага. Лестница расширилась и перешла в туннель. Ступеньки закончились гладкой каменной плитой. Из входа в пещеру сюда проникал свет, открывая ряд комнат с высокими потолками, которые переходили одна в другую, становясь все шире. Вдоль стен здесь выстроились сундуки, а по полу были разбросаны сокровища.
Маргред направилась к матросскому сундучку, окованному железом и вделанному в выступ скалы. Крышку его украшали искусно вырезанные хлебные злаки и яблоки. Выскользнув из халата, она откинула крышку сундука.
Внутри лежала ее шкура, серебристо-коричневая, испещренная темными круглыми пятнами, причем их узор был уникален и спутать его с другим было невозможно. Она накинула ее на себя, одной рукой гладя тонкий мех, ласкавший грудь, а другой отбрасывая в сторону бархатный халат.
Свежий морской ветерок подхватил и растрепал ее волосы, взъерошил шкуру. Она подняла голову, втянула воздух, пахнувший ветром, и сладко содрогнулась.
Отпустив крышку сундука, Маргред отправилась за потоком воздуха назад, к входу в пещеру. Лучи света отражались от поверхности моря и искрились на скалах. За спиной у нее высились прибрежные утесы. Волны с шипением накатывались на ее бледные, стройные, человеческие ступни. Она остановилась. Вода пенилась вокруг ее лодыжек, а над океаном кружили, перекликаясь, чайки.
Маргред подняла тяжелую шкуру над головой. Ее вес ласково лег на спину и плечи. Она ощутила, как шкура обнимает ее, обволакивает и принимает в себя – наступило Обращение. Шея и руки у нее укоротились, грудь раздалась и стала шире, а бедра слились в одно. Цвет и звук потускнели и поблекли. Яркие краски слепили расширившиеся зрачки. Крики чаек казались далекими и тонкими. А запахи… О-о, это было нечто! Они нахлынули волной. В густом и вязком аромате моря смешались запахи водорослей, трески, мидий и планктона – их нес к ней на своих крыльях легкий бриз.
Задрав к ветру острую, коническую, лоснящуюся морду, Маргред глубоко вдохнула. Усы у нее задрожали. Она заковыляла по камням к воде, неуклюже помогая себе короткими ластами и напрягая сильные абдоминальные мышцы. Волна, приветствуя ее, устремилась к берегу. Она позволила ей окатить и подхватить себя, позволила увлечь за собой и заскользила по волнам, упиваясь невероятной легкостью и свободой движений.
Солнечные лучи пробивались сквозь темные волны, заросли водорослей и кораллы, кишевшие жизнью, рачками и блюдечками-моллюсками, морскими водорослями и анемонами. Здесь правили бал изящество и грациозность. Здесь властвовала свобода.
Здесь был ее дом.
Она погрузилась в прохладную, темную глубину, оставляя мысли позади. Ее тревоги и заботы унеслись вверх, подобно цепочке серебристых пузырьков, стремящихся к поверхности.
«Я смогу сделать это», – внушала себе учительница начальных классов Люси Хантер на торжественном собрании, посвященном окончанию учебного года. Она сможет пережить еще
