– Втянем жижи, как говорит Олежа… – И сделал большой глоток. Затем он смочил водкой губы и подбородок, сказал: «Фу!» – и немного побрызгал на одежду. Оставшиеся полбутылки он убрал в наружный карман тулупа. Затем он взял в холодильнике банку пива, вскрыл ее – пена выступила на запотевшую алюминиевую поверхность – и сделал большой глоток. – Ерш, едрена вошь! – смачно проговорил Профессор.
Мадам все это видела и слышала впервые. Она была изумлена:
– Профессор, что с вами? Вы… извините за банальность, вы себя хорошо чувствуете?
– Отлично! – Профессор Ким извлек из кармана бутылку, сделал еще глоток и убрал водку обратно горлышком наружу. – А теперь еще лучше!
Мадам перевела дух:
– Вы решили попасть в вытрезвитель?
– Ни в коем случае! Вот на это, к сожалению, я не имею права… Мадам, не одолжите мне на вечер вашу ушанку?
– Мою… что?!
– Шапку-ушанку.
– Ах, ну да, конечно, это такая мелочь… Если понадобятся мои туфельки на шпильке…
– Нет, боюсь, это не сегодня.
Профессор Ким надел ушанку набекрень, повязал криво шарф, скосил глаза к переносице и прокричал весьма легкомысленный мотивчик:
– Бывали дни хорошие, я к милой наезжал…
Мадам присела на краешек кресла в прихожей. Затем она поднялась и извлекла из фартука длинную папиросу.
– Профессор, вы уверены, что наступило настолько странное время?
– Увы, Мадам…
Профессор Ким посмотрел ей прямо в глаза. Он был абсолютно серьезен.
– Значит, я начинаю снова курить.
– Боюсь, что сейчас у меня нет права вас отговаривать.
Профессор Ким спустился на первый этаж, взял в подъезде лопату для разгребания снега и, пошатываясь, вышел на улицу. Сосед по лестничной площадке и партнер по шахматам прогуливал сейчас Степана – веселого шалопая бассета. Бассет приветливо завилял Профессору хвостом. Его хозяин равнодушно оглядел расхристанного и скорее всего пьяного в дым дворника и проговорил:
– Фу, Степан, нельзя!
Степан был удивлен перемене хозяина. Для него не существовало ни дворников, ни сторожей, ни профессоров.
Несколько последних дней стояла оттепель, но сегодня к вечеру подморозило и было ясно. Профессор пошел через сквер и, пользуясь его темнотой, украсил себя маскарадной рождественской бороденкой.
«На ярком свету эта липа будет очевидна», – думал Профессор.
Он покинул сквер, перебрался на освещенную сторону дороги и остановился у павильона суперкомпьютерных игр. Профессор неспешно приблизился к окну и огляделся – улица казалась совершенно пустынной. Некоторое время его глаза привыкали к темноте. Затем в глубине зала он увидел тусклый свет индикаторов – один игровой компьютер был включен. За ним – темный силуэт, видимо, тот самый мальчик, о котором говорила Дора. Профессор смотрел в глубину зала и не мог понять, что за странная вещь там сейчас происходит. Потому что мальчик старался что-то сделать со своей головой. Через секунду Профессор Ким понял, в чем дело, и еще раз убедился, насколько же Дора оказалась права. На мальчишке был надет шлем с планкой очков. Этот шлем он пытался сейчас с себя сорвать. Еще Профессор заметил укрытую темнотой маленькую коренастую фигуру.
«Это тот, второй… Она говорила, кажется, Робкоп. Малышка абсолютно права».
Робкоп стоял за креслом. Вот он сделал шаг вперед и крепко обнял сопротивляющегося мальчика за плечи, а подбородок положил ему на голову. Профессор не слышал, но скорее всего мальчик кричал. А Робкоп сейчас не позволял Денису снять с себя шлем. Профессор бросился к двери – может быть, он успеет, может быть, это еще не случилось…
А несколько ранее Денис в последний раз отправился на поиски Белой Комнаты. Он был больше не в состоянии противиться зову того неизвестного, что преследовало и манило его, сейчас он должен был с ним встретиться. Денис знал, что стоит ему пройти через дверь, и обратного хода уже не будет. Мальчик все еще продолжал бояться, и страх был его последним союзником – ведь люди боятся неизвестного. По ту сторону страха ждало нечто… совсем чужое. И это чужое пыталось сейчас завладеть Денисом, но именно это нечто чужое обещало раз и навсегда избавить от страха. Липкого, как кисель, страха, ждущего там, снаружи, и поселившегося глубоко внутри. Он не выбирал того, что с ним произошло. Его лишили права выбора. Перед ним закрыли все двери, заколотили наглухо, а ведь он просил о помощи. Просил как мог, но единственное, что «подало руку», было тепло ключей в кармане старой пуховки. Для него осталась всего одна-единственная дверь. Может быть, он мог еще отказаться от помощи этого тепла? Может быть, кто знает… Но когда вы тонете и вам подают руку, есть ли у вас силы для такого отказа? Или для выяснения, чья это рука? И как только ключи отогрели Дениса в сырости московского подъезда, как только они стали его ключами, Денис понял, что обратного хода уже не будет. Теперь он просто вынужден подчиниться зову из- за Белой Двери. Денис чувствовал, как страх смешивается с интересом к тому запретному и тайному, что ждет его, а потом с ощущением… трепетного восторга перед могущественными неизвестными, избравшими его, именно его, чтобы открыть свои грозные лики. Денис ощущал одновременно восторг и священный ужас, но сердце его волновалось – это уже не был страх, оставшийся по ту сторону компьютерной игры, это было нечто совсем другое. Еще промелькнуло: почему именно он? Почему тогда, в день четырнадцатилетия, это пробудилось, почувствовав именно его? А ведь Денис, оказывается, знал, что маленькая частичка этого поселилась в нем с тех самых пор… Поэтому не все ли теперь равно? Если его зовут, значит, кому-то нужен именно он.
Все. Страха больше не было. Перед ним возвышалась Белая Дверь. Весь путь до Белой Комнаты, все это пространство было, конечно же, игрой, компьютерной игрой, созданной талантливыми художниками- программистами. Но там, за Белой Дверью, начиналось нечто совсем иное. Совсем. К чему компьютерщики с их умными программами лишь проложили тоннель, но что было создано отнюдь не их руками. А может быть, совсем наоборот. Вполне логично теперь предположить, что дело обстоит совсем наоборот… Денис коснулся рукой Белой Двери. Он пришел наконец к тому, чего так боялся и в то же время что так ждало и манило его. Мальчик был уверен, что его пальцы сейчас прорвут ткань Двери и на него прольется какая-то жидкость. Но Дверь была абсолютно ровная и твердая… обычная.
«Странно, – мелькнуло в голове у Дениса, – а я был уверен, что она… живая. Что она только похожа на дверь».
Он толкнул Дверь – перед ним открылась Белая Комната. Яркое, бесконечной белизны, словно снег, горящий на вершинах гор, сияние ослепило мальчика. Свет, льющийся свет, огонь плавит лед…
– Денис, Денис, – пронеслось по воздуху.
Голос знакомый, но… забытый. Чей?
А комната вокруг стала просто белой, белой, как густой туман. Ему надо проплыть этот туман? Денис сделал шаг. Дверь захлопнулась. Всё – Белой Комнаты больше не было.
– Добро пожаловать в ЛЕГЕНДУ… – услышал он тот же голос.
– Что?..
– …В ЖИВОЕ ТЕЛО ВЕКОВ…
Ни Белой Комнаты, ни Белой Двери больше не было. Он находился по ту сторону густого тумана.
– Где я? – проговорил Денис.
Голос какое-то время медлил с ответом. Потом мальчик услышал:
– Ты очень далеко и одновременно очень близко… Ты в бесконечной глубине самого себя, где спрятана вся Вселенная…
– Я не понимаю…
– Ты в бесконечной глубине самого себя, где бывал мало кто из смертных. Ты должен помочь им
