— Значит, на нее напали вероломно, и убийца убежал.
— Если только она не ранила сама себя! — сказал Креки.
— Мы нашли бы оружие, — заметил Таванн, — а там не было ничего.
— Значит, ее ранили, чтобы обокрасть.
— Это надо узнать.
В гостиную вошла Госсен.
— Ну что? — спросили ее.
— Кровь запеклась около раны и сама остановилась, — отвечала она. — Бедняжка начинает открывать глаза…
— Она что-нибудь сказала? — спросил Таванн.
— Нет еще.
— Вы осмотрели ее одежду? Ее хотели убить, чтобы обокрасть?
— Нет, — ответила Госсен, — ее не обокрали — у нее на шее цепочка с золотым крестом, золотые серьги в ушах и в кармане кошелек с деньгами.
— Значит, — сказал аббат де Берни, — если не воровство побудило убийцу, то любовь или, скорее всего, ревность.
— Вероятно, — согласился Ришелье. — У нее было назначено свидание с каким-нибудь возлюбленным, которому она изменила и который захотел отомстить.
— Прекрасная месть! — сказала Госсен.
— Если бы все захотели убивать друг друга из ревности… — начал Ликсен.
— Завтра на свете не осталось бы никого! — закончил Ришелье.
— Ах, герцог! Разве вы не верите в верность?
— А вы, моя красавица?
Госсен улыбнулась.
— Я верю только тому, что вижу, — ответила она.
— Слушайте! Дверь особняка открылась, это, наверное, Кене, — сказал Таванн.
Это действительно был знаменитый доктор. Он вошел в будуар, где лежала Сабина. Минут через двадцать он вернулся в гостиную, а за ним — все дамы.
— Мои пожелания будут выполнены? — спросил он у Камарго.
— В точности, — отвечала танцовщица. — Мои служанки не отойдут от нее ни на шаг и сделают все, как вы сказали.
— Особенно следите, чтобы она не произносила ни слова.
— Да, хорошо.
— Что вы думаете об этой ране? — спросил Таванн.
— Это чудо, что девушка не умерла сразу!
— Неужели?
— Рану нанесла твердая рука, державшая нож с острым коротким лезвием, которое вонзилось сверху вниз там, где начинаются ребра. Очевидно, тот, кто ударил этим ножом, хотел убить, потому что метил прямо в сердце.
— Но он в сердце не попал?
— Нет, лезвие скользнуло по ребру.
— Значит, вы спасете эту девушку?
— Не думаю.
— Как?!
— Задето левое легкое, рана глубокая и очень опасная. По всей вероятности, девушка не выживет.
— Однако, хотелось бы знать, кто ее так вероломно ударил.
— Надо заставить ее говорить, а единственная возможность спасения для нее заключается в молчании.
Таванн обернулся к Кино.
— Вы наверняка знаете, — спросил он, — что это — Сабина Даже, дочь парикмахера?
— Да.
— Как странно!
Кино заметила озабоченный вид виконта. Она пристально посмотрела ему в лицо.
— Почему это странно? — спросила она.
— Вы это узнаете, — ответил Таванн резко, — только не теперь.
— Что такое с Таванном? — тихо сказал маркиз де Креки аббату де Берни.
— Не знаю. Но я тоже это заметил…
Вдруг на улице раздался страшный шум — громкий, пугающий. Грянув, как удар грома, он заставил аббата замолчать, и тот застыл с разинутым ртом. Все переглянулись.
— Ах, Боже мой! — воскликнула Камарго, побледнев. — Это еще что такое?
Крики на улице усилились и перешли в ужасный вой.
— Пожар! — сказал доктор.
Ришелье, Бриссак, Креки бросились к окнам гостиной, которая выходила в сад, то есть по направлению к улице Фран-Буржуа.
Теперь помимо криков был слышен лошадиный топот. Потом красноватый отблеск осветил горизонт, выхватывая из темноты профили остроконечных крыш.
— Что это такое? — продолжала Камарго, приходившая во все большее волнение от таких неожиданных происшествий.
Вдруг дверь в гостиную открылась, и вбежала испуганная камеристка.
— Ах!.. — вскрикнула она, сложив руки.
— Что такое? — спросили дамы. — Говори скорее, Нанина!
— Горит особняк графа де Шароле.
— Но ведь особняк графа на улице Фран-Буржуа, а пожар в двух шагах отсюда!
— Милосердный Боже! — сказала Софи. — Мы все сгорим заживо!
— Не бойтесь ничего, — возразил Бриссак. — Если особняк Шароле горит, — прибавил он шепотом, наклонившись к Камарго, — я желаю только одного — чтобы граф сгорел вместе с ним!
Крики усиливались с каждой минутой, пламя поднималось над домами, и пожар был уже так близко, что можно было ощутить его дыхание.
— Ах! — воскликнула Госсен, подбежав к Таванну. — Если станет опасно, вы нас спасете, виконт? Кажется, это шайка Рыцаря Курятника ограбила особняк графа де Шароле и подожгла его — это рассказала Нанина.
Она указала на камеристку.
— Рыцарь Курятника? — повторил Таванн.
— Да, виконт, — подтвердила Нанина. — Все бегущие по улице это говорят…
— Рыцарь Курятника поджег особняк графа де Шароле… — повторил Таванн.
— Почему бы и нет? — сказал чей-то голос.
Все обернулись — в гостиную вошел мужчина в очень щегольском костюме, похожий на знатного вельможу. В руке у него был огромный букет роз — большая редкость в это время года. Он подошел к Камарго, вежливо поклонился и уронил цветы к ее ногам.
— Виконт де Таванн, — начал он, — сказал мне, что сегодня я буду вам представлен.
— Рыцарь Курятника! — закричал Таванн.
Незнакомец поклонился.
— Рыцарь Курятника, — повторил он любезно, — который вместо того, чтобы любоваться нынешней ночью очаровательными личиками шести самых хорошеньких женщин Парижа, велел зажечь потешный огонь.
Он указал на горевший особняк Шароле.
Изумление присутствующих было ни с чем не сравнимо. Вдруг раздались ружейные выстрелы и крики ужаса.
