XXI. ЯЙЦА
В прошлом столетии на Кладбищенской улице было только два обитаемых дома с правой стороны возле площади. У одного был фасад в пять этажей на четыре окна — роскошь тогда редкая, у другого дома было только два этажа. В этот вечер единственное окно на первом этаже маленького домика было освещено, тогда как все другие дома на этой улице находились в совершенной темноте. Пробило полночь, дверь отворилась, и высунулась черная голова, три раза повернувшаяся справа налево и слева направо. Потом голова исчезла, и дверь бесшумно закрылась.
Эта голова с крючковатым носом, костлявым лбом, острым подбородком, впалым ртом, выпуклыми скулами, с волосами, больше похожими на шерсть, и двумя круглыми глазками принадлежала женщине лет пятидесяти. Тело ее было большим, сухим, костлявым и стояло на ногах, которыми мог гордиться уроженец Оверни. Костюм состоял из шерстяной юбки с толстым суконным корсажем и больше походил на мужской, чем на женский.
Заперев дверь, женщина осталась в очень узком коридоре, кончавшемся еще более узкой вертикально поднимавшейся лестницей. Широкая освещенная полоса справа, возле первой ступени лестницы, показывала на полуоткрытую дверь. Женщина толкнула эту дверь и вошла в низкую залу, освещенную большой лампой. В этой зале, меблированной очень просто, стояли комод, буфет, стол, шесть стульев и ящик для хлеба; все это было из гладкого дуба. Большой камин, в котором горел яркий огонь, и стенные часы дополняли меблировку, не отличавшуюся щегольством. Огромный глиняный горшок и котелки стояли на огне.
За столом, находившимся в центре комнаты, сидел человек и поглощал еду с проворством, показывающим превосходный желудок и прекрасный аппетит. Этому человеку могло быть лет тридцать пять. Он был стройный, высокий, с некрасивым лицом: черты грубые, нос плоский, цвет лица красный, губы синеватые, волосы неопределенного цвета. Лицо было бы почти отвратительным, если бы безобразие не скрадывалось добротой и выражением откровенности и любезности. Одет он был в костюм зажиточного мещанина: сюртук и панталоны из черного сукна, жилет и чулки — серые шерстяные, галстук — белый. Все было пошито из прочной ткани, без всяких притязаний на щегольство.
Единственной странной деталью в этом костюме была надетая на шею и спадавшая на грудь узкая черная лента с пучком черных перьев индийского петуха, связанных красным шерстяным шнурком на конце.
Хотя этот человек ужинал один, он, вероятно, был не единственным ожидаемым гостем, потому что с каждой его стороны стояло еще по три накрытых блюда, но они были не тронуты.
Посреди стола стояла огромная корзина с множеством яиц разной величины. В корзине было семь отделений. В первом лежали белые яйца, окантованные черной полоской, пересекавшейся с красной полоской. Во втором отделении лежали яйца, скорлупа которых была полностью позолочена. В третьем — яйца со скорлупой коричневого цвета, в четвертом — маленькие желтые яйца, напоминающие маис. В пятом лежали огромные яйца со светло-зеленой полоской, усыпанной золотыми звездами. В шестом — яйца с серебристой скорлупой, в седьмом — яйца полностью черные.
Количество яиц в отделениях было неодинаково: больше всех лежало в пятом отделении.
Первое отделение находилось прямо напротив прибора, занимаемого ужинавшим. Каждое отделение находилось перед одним из двух приборов. Итак, перед человеком в черно-сером костюме было отделение с белыми яйцами, на которых были перекрещивающиеся черная и красная полоски. Перед ужинавшим стояли тарелки и стакан, по сторонам стакана — бутылки странной формы, а позади него — небольшой насест в виде детской игрушки, сделанной, как подвижный насест в курятнике. На этом насесте красовался индийский петух с эмалевыми глазками, сделанный с удивительным искусством. Перед каждым из незанятых приборов находился такой же насест, но пустой. Между насестами и корзиной с яйцами было широкое пространство, занятое перед человеком в черно-сером костюме большим блюдом с, по-видимому, вкусным кушаньем, которое он с аппетитом и наслаждением поглощал.
В тот момент, когда женщина, выглядывавшая на улицу, вошла в залу, ужинавший, отрезая себе огромный ломоть хлеба, спросил:
— Ну что?
— Ничего, — отвечала женщина.
— Как! — продолжал ужинавший, не поднимая глаз от тарелки. — Никого?
— Никого.
— Очевидно, я сегодня буду ужинать один?
— Ты недоволен этим, Индийский Петух? — спросила женщина, снимая крышку с горшка.
— Ты знаешь, что я не жалуюсь никогда, Леонарда, если кушанье готовишь ты.
— Индийский Петух, берегись! Если ты сильно растолстеешь, то сам будешь годиться на жаркое.
— Леонарда, если мне предстоит быть поджаренным, то лучше уж я изжарюсь на вертеле, чем у палача.
— Его стряпня тебе не нравится?
— Нет, признаюсь.
Леонарда пожала плечами.
— Ты знаешь, — сказала она, — что если будешь вести себя хорошо, тебе решительно нечего бояться, потому что ты Петух. Даже если бы тебя окружили разом палачи французские и наваррские, ты мог бы быть так же спокоен, как сейчас.
— Это правда, — сказал Индийский Петух, качая головой. — Так сказал начальник, а то, что он говорит, вернее слов короля.
— Да, — продолжала Леонарда, — тот, кому начальник угрожал смертью — умирает, тот, в чьей жизни он поручился — живет, и ты знаешь, Индийский Петух, где бы ты был без него теперь?
— В плену… или мертв! — с волнением сказал Индийский Петух. — По милости его я жив, свободен и получил благословение моей матери. За это — клянусь тебе, Леонарда, — если завтра я должен буду дать изрезать себя на куски, чтобы видеть улыбку начальника, я с радостью пойду на казнь!
— Но как это ты один сегодня здесь? — продолжала Леонарда, изменив тон.
— Не знаю, — отвечал Индийский Петух.
— Странно!
— Который час, Леонарда?
— Семь минут первого, сын мой.
— Из-за этих семи минут мне не хотелось бы находиться на месте Зеленой Головы.
— Почему?
— Начальник должен быть семь раз недоволен, а черту известно, что это значит.
— Твои плечи это помнят?
Индийский Петух утвердительно кивнул с выразительной гримасой. В эту минуту в зале раздался крик: «Кукареку!»
Леонарда подошла к комоду и взяла длинную шелковую трубочку, висевшую возле него. Она поднесла отверстие трубочки к губам и начала дуть в него, потом опустила трубочку и стала прислушиваться. Второе «кукареку» послышалось громче первого.
— Это Золотоцветный Петух, — сказал Индийский Петух.
Леонарда пошла отворять дверь. Человек, закутанный в большой плащ, быстро вошел в залу. В золотой галун его треугольной шляпы было воткнуто перо золотистого петуха, на боку висела длинная шпага. Он бросил плащ на стул и остался в богатом щегольском военном костюме, который как нельзя лучше шел к его дерзкой физиономии, сверкающему взору и длинным усам, скрывающим верхнюю губу.
— Здравствуй, Индийский Петух! — сказал он.
— Здравствуй, Золотоцветный Петух! — ответил Индийский Петух, не вставая.
— Как я голоден!
— Садись за стол!
Золотоцветный Петух занял первое от Индийского Петуха место с правой стороны, напротив того
