Сорвачев и вице-председатель Норвежского союза гарпунеров Раур Сенерсен.
Опасения Сыретинского были не напрасны: Сорвачев поселился в капитанской каюте и превратил ее в свой кабинет, а Раур Сенерсен устроился у гарпунера.
Через час после прихода гостей Ула Ростад вышел на мостик каким-то возбужденным и небывало веселым.
— Отдайте швартовы, — сказал он. — Идем к большим разводьям, там мы найдем китов.
Потом он перешел к гарпунной пушке и, подозвав к себе Трефолева, посоветовал ему:
— Запоминай все, что я делаю, пользуйся моим хорошим настроением.
Старик зарядил пушку и повел судно на поиск.
На небольшое стадо китов мы набрели довольно быстро. Приказав убавить ход, Ростад стал подбираться к ним.
Киты, не обращая внимания на приближавшееся судно, кормились рачками. Они ныряли не все сразу, а в разное время.
— Финвалы, — определил я по фонтанам.
Старик маневрировал, как всегда, осторожно. Уже несколько раз казалось, что «Пингвин» подошел к намеченному финвалу на выстрел, но Ростад, приникнув к прицелу, выжидал. Чувствовалось, что он не хотел опозориться перед гостями.
Выстрел был неожиданным и удачным: финвал, вытянув линь метров на двести, походил под водой и всплыл, повернувшись на бок. Один плавник его был поднят. Кит как бы показывал, что он сдается.
— Вот примерно так и стреляют по фин-валам, — не без бахвальства сказал старик.
Убитого кита накачали воздухом и, воткнув в него длинный шест с флажком китобойца, сообщили на базу, где буксировщику искать дрейфующую тушу, а сами двинулись вслед за уходящими финвалами.
Киты, почуяв недоброе, двигались без остановок. Фонтаны были редкими и какими-то неспокойными.
Погода стала портиться, на море появились белые барашки, мешавшие охоте.
— Да-а, — разочарованно произнес старик. — Эти киты сегодня к себе не подпустят. Не лучше ли сделать перерыв на обед? — предложил он.
Гости не возражали, им надоело стоять на ветру.
За обедом вице-председатель Норвежского союза гарпунеров попросил слова.
— Я горжусь своим соотечественником и ровесником Улой Ростадом, — сказал Сенерсен. — Он никогда не ронял славы Норвежского союза гарпунеров. Но мне хотелось бы попросить старого друга больше не испытывать терпение молодого гарпунера. Пусть следующего кита убьет русский.
— Правильно! — поддержал Сорвачев. — Дорогу молодым!
После обеда море не утихло, пенистые волны бежали навстречу и, разбиваясь о форштевень, обдавали брызгами площадку гарпунера.
Для нового поиска в «воронье гнездо» забрался Семячкин, Трефолев стал к заряженной пушке, а я повел судно.
Гости вместе с гарпунером остались в кают-компании распить графин красного вина, выставленного Сыретинским из капитанских запасов.
— Вызовете нас на мостик, когда разглядите фонтаны, — приказал Ула Ростад, вахтенному.
На крутой волне судно валило с борта на борт. Семячкин, сидевший в бочке на фок-мачте, чувствовал себя, как на качелях: он то и дело видел под собой не палубу, а отбрасываемую форштевнем пену и крутящуюся воронками воду. Но это марсового не пугало. Уце-пясь правой рукой за поручень, в левой он держал бинокль и вглядывался в горизонт. Дальние всплески высоких волн порой казались ему пушистыми фонтанами, но Семячкин, боясь ошибиться, не спешил докладывать.
Наконец он ясно различил вырвавшиеся вверх голубые струи.
— Справа по носу фонтаны! — громко закричал Семячкин. — Кажется, сейвалы.
Сомнений и у меня не было: впереди действительно взлетали одни за другими фонтаны сейвалов. Но стоит ли посылать за наблюдателями? Старик недолюбливает этих китов, называет их рысаками. На всякий случай я все же послал вахтенного матроса в кают-компанию.
Через несколько минут на мостике появился раскрасневшийся Ула Ростад, а за ним — гости с «Салюта».
— Идем в погоню за сейвалами, — доложил я. — Но стоит ли охотиться за ними?
— А почему нет? Для начинающего гарпунера прекрасная проверка, — сказал норвежец.
Трефолев стоял на. полубаке, широко расставив ноги, и следил за китами. Чтобы не походить на старика, он разворачивал пушку быстрыми и сильными движениями. Не оборачиваясь к нам, Аркадий поднимал то левую, то правую руку.
Я вместе с рулевым внимательно следил за его жестами, стараясь применить все свое умение, чтобы ближе подойти к китам.
Неожиданно почти перед носом «Пингвина» всплыл какой-то замешкавшийся сейвал. Выпустив невысокий фонтан, он собрался было уйти под воду… И тут раздался выстрел…
Трефолев, конечно, поспешил. Гарпун полетел с опережением и… лишь линем стегнул кита.
Граната взорвалась под водой. Видимо, ее осколки задели сейвала, потому что он как ошпаренный выскочил из воды и заскакал по волнам.
— Теперь так до полюса прыгать будет! — радостно возвестил из бочки Семячкин. Он не сообразил, что радости в этом немного.
К счастью, гарпун не оборвался, но он не годился больше для стрельбы: взрывом немного покоробило вышедшие из пазов лапы.
— Берите другой, — посоветовал Ула Ростад. — У вас еще четыре выстрела.
Всех пингвиновцев удивила доброта норвежца, а я почувствовал в его голосе торжество. «Значит, в чем-то мы наглупили», — подумалось мне.
Боцман помог Трефолеву вновь зарядить пушку и сказал:
— Учитывай волну, стреляй только с гребня.
Перед ужином удалось еще раз настигнуть сейвалов и подойти к ним метров на сорок. Но и второй выстрел не принес успеха: гарпун пролетел мимо кита и, оборвав линь, исчез в пучине.
— На сегодня — финиш! Кончайте стрельбу, — распорядился Ростад. Он был доволен прошедшей охотой.
Трефолева окружили сочувствующие. Каждому пингвиновцу хотелось сказать ему хоть что-нибудь в утешение.
— Плюнь, не расстраивайся! Сегодня не попал — завтра двух ухлопаешь, — сказал Выдревич.
— Ты слишком торопился. Так не годится. Выдерживай, как Ростад, — советовал Семячкин.
— Зря за сейвалами гонялся. Ула избегает их, увертливые больно, — заметил боцман.
Подошел к Трефолеву и Сорвачев.
— Что же это вы, товарищ, подводите нас? — с укором сказал он. — Беретесь, а не можете: в китов не попадаете и народное добро губите — гарпун утопили.
— А я ведь не обещал вам высший класс стрельбы показывать, — ответил самолюбивый Трефолев. — Впервые из гарпунной пушки стреляю. Мне даже не дали потренироваться.
Сорвачев не внимал его объяснениям и твердил свое:
— Несолидно получилось, несолидно. И главное, при иностранцах.
Я, конечно, вмешался в разговор:
— А вы бы, Николай Витальевич, сами попробовали стрелять в свежую погоду. Я уверен, что Ула Ростад умышленно уступил место у пушки. Сам он никогда не охотится в такую волну. А у вас как наблюдателя не нашлось возражений. Иностранцев обидеть боитесь?
— Это вы бросьте, понимаете, нечего мне указывать, — захорохорился Сорвачев. — Насчет иностранцев есть установка, товарищ штурман. Будьте любезны ее придерживаться.
— В чем же смысл этой установки?
— А в том, что ум и дипломатия нужны.
— Что-то ни того, ни другого мы не заметили.
— Значит, не вашего ума дело! — заключил Сорвачев. — Найдутся понимающие люди.
