это важный вопрос, от него много чего зависит.
— Ну, — задумался Мишка, — я сейчас точно-то и не помню. Года три назад, я в пятый класс тогда перешёл. Летом это случилось. Мы с пацанами в войнушку играли, наши ребята, с Заполынной, были Тиграми, а те, с Петровской, Волками. Они нас завоевать хотели, а мы как бы партизаны. Ну вот, у них пакет был с картой, где все ихние посты, план наступления и всякое такое. Они его так запрятали, что ни фига не найдёшь. А найти надо было, потому что мы не знали, откуда они на наш штаб полезут, и когда. Ванька, это наш командир, говорит — без пакета, парни, кранты нам. Не отобьёмся, их в два раза больше. А я тогда сидел на бревне, там у Ваньки во дворе всякие доски валялись, рейки… Ну, думаю я про то, что хорошо бы пакет найти, кручу в пальцах щепку какую-то. И вдруг чувствую — она напряглась, щепка, и легонько так поворачивается налево. Ну, я для смеха пошёл в ту сторону, ни о чём таком не думал, просто раз уж неясно, где искать, то не всё ли равно, куда. Вот, я, значит, иду, а щепка в пальцах всё крутится, крутится… ну, как стрелка компаса. Если её сильнее сжать, то замирает, а чуть отпустишь — вертится. А потом вдруг вниз клониться начала, я гляжу — а там камень, это возле того пустыря, где мы в футбол гоняем. В общем, отвалил я этот камень, он, зараза, тяжёлый — а там как раз что-то такое лежит завёрнутое. Пакет волчиный.
— Значит, с палочки началось? — хмыкнул я. — Что же дальше, стал опыты делать?
— Ага, — кивнул Мишка. — Только не всякий раз получалось. Я уж потом понял, что мало щепку вертеть, надо ещё и самому захотеть, чтобы нашлось.
— И любая щепка годится?
— Только чтобы не тяжёлая.
— И что, просто вертел в руках, пока направление не покажет?
— Ну, иногда этого мало, — солидно заметил Мишка. — Если то, что ищешь, далеко, не пойдёшь ведь за тыщу километров… Я однажды ко лбу палочку прижал — и увидел вдруг, где это кольцо лежит. Не так, как вот вас сейчас вижу, а как бы внутри головы. Вроде как если бы снилось, только это не сон был.
— А что за кольцо? — прищурился я. — Кто-то помощи попросил?
— Да мамка всё, — виновато пояснил Мишка. — Она же заметила, что я без проблем всякие вещи нахожу, которые дома куда-то задевались. Я ей ни про какие щепки не говорил, но как начнёт психовать, я во двор выйду, палку возьму какую-нибудь — и ищу. А то она же прямо как бешеная становится, кричит, что это я задевал, ещё и налупить может. Ну, она скоро привыкла, что у меня рука лёгкая, что ни потерялось, всё найду. Она и нахвасталась соседкам. А потом, это уже зимой было, после Рождества, у тёти Даши кольцо пропало, обручальное.
— А кто такая тётя Даша? — сделал я пометку в блокноте.
— Да тётка одна такая, — охотно сообщил Мишка, — с мамкой вместе на суконной фабрике работает. Мамка с ней вроде как дружит, тётя Даша к нам иногда ночевать приходит, когда её муж, дядя Витя, выпьет и драться лезет. Ну вот, мамка и говорит, у неё кольцо обручальное пропало, если дядя Витя узнает, он ей за такое шею свернёт. Ладно, говорю, поищу. А как искать, если она на другом конце города живёт? В общем, пошёл я в сарай, палку покрутил, а она вообще непонятно куда кажет. Я устал уже с ней колупаться, ну, чисто случайно так прижал ко лбу — и голова вдруг как бы закружилась, всё вокруг таким лёгким стало, а потом гляжу — вроде бы я на полу лежу в тёти Дашиной квартире. И в щели между половицами что-то такое светится. Пригляделся — а это оно, её кольцо. Ну, вокруг посмотрел, вижу, ближайшая щель к тумбочке, где у них радио стоит. Побежал, мамке говорю — пусть возле радио посмотрит между досками в полу. Та тёте Даше передала, ну, нашлось кольцо.
— А еще похожие случаи были?
— Были, конечно, — согласился Мишка. — Через месяц после того дела с кольцом. У Васи, это зять нашей соседки, тёти Шуры, пропала сестра, Людка. Она уже большая была, в девятом классе училась. Ну, мать ей как-то раз устроила головомойку за что-то, та психанула, уеду, заорала, от вас, сволочей. И убежала из квартиры, дверью хлопнула — и всё, ищи-свищи. Всю ночь её не было, мамка её по городу моталась, в полицию, то-сё, и без толку. Ну, два дня прошло, а потом уж соседка с моей мамкой поговорила. В общем, меня попросили помочь. Вдруг, говорят, получится? Мне Васину маму жалко стало, я и говорю — ладно, попробую. Пошёл в сарай, щепку о лоб потёр — и опять будто куда-то провалился, а потом вижу — вроде вокзал, народу толпы, по радио чего-то там объявляют, а Людка, дура, по перрону мечется, высматривает кого-то. И я почему-то знаю, что это не где-нибудь вокзал, а в Столице, и Людка надеялась, что кто-то её встретит, но обломилось. Я тогда рассказал мамке, что видел, ну, поехали тут же за Людкой в Столицу, отыскали-таки. Её уже полиция там задержала, в детский приёмник отправили. Оказалось потом, у неё какая-то подруга там, в Столице, жила, они с ней переписывались изредка. Ну, Людка когда с мамкой своей поругалась, решила к подруге податься, зажить роскошной жизнью. Думала, поступит куда-нибудь учиться, а жить будет у этой самой Насти. Та её не встретила, конечно, ей родители запретили, а когда Людка всётаки по адресу ихний дом отыскала, и на порог не пустили. Гуляй отсюда, сказали, девочка, нашу дочь не порти. А то сейчас в полицию сдадим.
— И с тех пор, — протянул я как бы задумчиво, — добрые люди стали к мальчику Мише обращаться за помощью. И не за спасибо, разумеется.
— Да, наверное, с тех пор, — помолчав, согласился Мишка. — Только насчёт денег я ничего не знаю, с ними мамка договаривалась, а я уже в сарае сидел, ждал.
— И никогда не отказывался?
— А как откажешься? — хмуро выдавил Мишка, опустив глаза. — Мамка тут же ремень возьмёт, так налупит, что неделю потом не сядешь. Она же иногда прямо бешеная становится, если против её воли что- нибудь. Да и потом… Жалко людей всё-таки. Они же приходят не с радости, а наоборот. Я же и вам помогать стал, потому что представил — этот мальчик, Санька, ну, которого увели — мне вдруг показалось, он вроде бы как мой братишка, Олежек. Ему как раз недавно пять исполнилось… А вы, оказывается, всё наврали…
Тут уж я не сразу нашёлся что сказать.
— Да, наврал. А что мне оставалось делать? Как иначе я мог проверить, правда это или нет? Спросить напрямую? Чтобы ты мне навешал лапшу на уши? Так что уж извини, но в нашей работе используются и такие методы. Причём заметь — не попадись ты сейчас, потом было бы гораздо хуже. И тебе, и маме… Ты же, парень, с огнём играл. Вовремя остановили.
— Ну и что же теперь со мной будет? — исподлобья взглянул на меня Мишка. Обхватив коленки руками, он с унылым видом ждал моего приговора.
— Да как тебе сказать, Михаил… — прокашлялся я. — В принципе, ничего особо страшного не случилось. Тебе же только тринадцать, значит, полной уголовной ответственности не несёшь. Если на следствии всё честно расскажешь, отнесутся с пониманием. Года три придётся провести на послушании в спецмонастыре.
— Это как? — вскинулся Мишка.
— Ну, что-то вроде интерната такого, — вздохнул я. — Да не бойся, ничего страшного. Порядки там, конечно, строгие, режим, пост, ежедневные службы отстаивать надо, но ничего, привыкнешь. Если с дисциплиной всё в порядке у тебя будет, то срок и уменьшить могут. Ну, там, разумеется, и школа, и мастерские, да и в футбол как и здесь, гонять сможешь. Там ведь такие же ребята, как и ты. Думаю, найдёшь с ними общий язык. А потом — обратно домой. На учёт в местное УЗВ, конечно, поставят, раз в месяц будешь ходить отмечаться. После школы не всюду работать сможешь. К примеру, ни в учителя, ни во врачи тебя не возьмут. Но ты же вроде и не собирался? Так что не трусь, всё могло бы быть и хуже.
Я говорил тёплым убедительным голосом, и Мишка, похоже, понемногу начал оттаивать. Хотя, скорее, легче ему стало от того, что хоть чуточку рассеялось мутное облако неизвестности. Чего он ждал- то? Пыток в мрачных подвалах? Пожизненного заключения в подземелье — с гнилой соломой, червями и крысами?
Конечно, это понятно. Об Управлении нашем много всяких баек ходит, не случайно люди за глаза называют нас инквизиторами. Мы, кстати, не особо и боремся с такими бреднями. Чушь это всё собачья, но немало есть и тех, кого может пронять лишь грубый, тупой страх. Так пускай уж лучше они сочиняют его для себя сами. А мы… Хоть к следственной части я и не имел особого отношения, но кое-что видеть приходилось. Всё мирно и интеллигентно. Просто наши следователи умеют говорить с людьми. Даже «укол правды» применяется в редчайших случаях, и каждый раз на это приходится испрашивать особое
