Даря тебе апрель, с небес дождем Стремительным пришла я к травам ранним — Их напоить, и разбудить твой дом, И оживить твой сад и виноградник… Не пожелала я с собой нести Ни подозренья, ни свои невзгоды. Я — верность, ожиданье во плоти, Весна — я побеждаю непогоду! Дождь — превратиться я могу в слезу, Слезою на реснице дрогнуть чистой. В конце концов сквозь ветер и грозу Твое дыханье до меня домчится! И, наконец-то, после всех тревог, От всяких звуков отключась, сквозь тишь я Твое дыханье слышу лишь, твой вздох, Всю радость бытия в себя вместивший. И вот, когда мы вновь наедине И слушаешь меня ты — весь вниманье,— Вновь ожиданье зреет в тишине. Вновь ожиданье… Снова — ожиданье… Перевела с грузинского Е. НИКОЛАЕВСКАЯ.
*
Листва осенняя редела, как список роты на войне. Я видел поле без предела, я слышал время в тишине. И оставались в стороне такие ужасы и страхи, как гром, как пятна на луне, и ближе собственной рубахи ночное небо было мне. *
Ночью филин глухо ухал,— не к добру наверняка, к злым догадкам, к темным слухам, так, как лебедь к белым мухам в сентябре. Ну, а пока солнце лепит облака кучевые, как из теста, и не к месту грустный лад; незабудки—чья невеста уронила этот взгляд? Я смотрю, как смотрят в детстве: дым колдует над избой или снова по соседству чей-то табор кочевой? Воздух с пухом. В горле сухо. Синь. Жара. Ни ветерка. Только песня бьется в ухе, словно медная серьга. *
Когда и я из детства выбыл туда, где должен кто-нибудь таскать мешки, ворочать глыбы, лома рихтовочные гнуть, ровняя искривленный путь, я не забыл, как пахли шпалы золой скитальческих костров и как к себе я был суров, когда уменья не хватало!.. *
Была распутицы пора, плыла щепа, ботва, кора… И я кружил на утлой лодке
