Признаться, главною причиною медицинских успехов Василия стала любовь к другу Андрюше. У Саксина оказалась слабая грудь. К обыкновенному его покашливанию все привыкли, но, попав в памятную апрельскую метель, он расхворался всерьез. Друзья навещали его в лечебнице. Ваня Пылаев переписывал для него лекции, а Василий втирал в худую грудь мази и притирания, рецепты которых он вычитал из лечебника Буханова. Невольно сложилось так, что Дроздов стал распоряжаться всем лечением Саксина, несмотря на уверения доктора, что «тут случай безнадежный», а там и лечением других больных. Тишина лечебницы пришлась ему по душе, и он туда переселился вовсе, приняв на себя новые обязанности.
«Я не думал, что слова — живу в больнице — подали Вам мысль о болезни,— писал он домой.— Я живу в больнице, но не болен, или, чтобы точнее отвечать на Ваши вопросы — болен инспекторством над больницею; пользуюсь спокойствием уединения и забавами сада. Часто вижу высокопреосвященнейшаго, который иногда для того только выезжает из Вифании, чтобы пройти здешним монастырем и посетить больных».
О настоящей причине своего переселения Василий написать не решился.
За годы обучения курс не слишком переменился, лишь высоченный Никита остался на второй год в философском классе. Маленький Акакий немного подрос и постоянно теребил вьющиеся волосинки на верхней губе и подбородке. Шалости сами
собою прекратились, хотя характер главного заводилы Михаила не изменился. От него частенько попахивало вином, на переменах он рассказывал о своих похождениях и описывал достоинства посадских вдовиц.
Нечистое всегда тянется к чистому, стремясь оправдаться им, утвердиться на нем. Так и рыжий Михаил нередко заговаривал с Дроздовым, пытался втянуть в кружок своих слушателей. Василию же был неприятен один только насмешливый тон забавника, и он не отвечал, проходил мимо. А вечерами думал: быть может, это в нем гордость — мать всех пороков — говорит? Быть может, надо смириться и попробовать передать смирение самому рыжему? Из-за ничтожного предмета переживал всерьез, терзался, не решаясь ни с кем посоветоваться, ведь сущий пустяк, какой-то рыжий задира и троечник... Но в глазах Михаила он видел человеческий интерес к себе, и его самого необъяснимо занимал этот яркий характер.
На философском диспуте Дроздову выпало выступать оппонентом Михаила. Василий четко и с исчерпывающей полнотою показал слабые места в речи и даже вызвал смех, намекнув на ошибки в латинском языке некоторых ораторов.
...Но - nomina sunt odiosa!
Владыка Платон и архимандрит Евграф переглянулись с улыбкой, а Василий поймал на себе яростный взгляд рыжего недруга. Тому, видно после экзамена растолковали, что точный смысл приведённой Дроздовым пословицы значил не только «не будем называть имён»,но буквально- «имена ненавистны».
Вечером того дня, после вечерней молитвы, когда все разошлись по кельям, к Дроздову заглянул маленький Акакий.
-Выйди! — таинственно сказал он.
- Что такое? — удивился Василий.
- Иди, иди! — неопределенно ответил Акакий.— Там... зовут.
Сердце екнуло, предчувствуя недоброе, но — а вдруг владыка требует?Посреди ночи?! А вдруг!.. И с бьющимся сердцем поспешно натянул штаны, накинул сюртучок и вышел в темный коридор.
По един он ступил за порог, как кто-то набросил на голову грязное, вонючее одеяло и несколько крепких кулаков ударили по груди, по спине, по голове... Василий оцепенел и лишь шатался под ударами.
- Прорцы, Василие,— услышал он совсем рядом знакомый насмешливый голос,— кто тя ударяяй?.. Не ведаешь? Так запомни: multi muita sciunt, nemo — omnia!
Его повалили на пол, кто-то еще больно ударил в бок носком сапога, и вдруг они исчезли. Василий приподнялся, с ненавистью отбросил одеяло и посидел, переводя дух «Многие много знают, никто не знает всего»,— стучало в голове.., Но он-то знал прекрасно этот голос!
Ночь Дроздов провел без сна, а наутро, выбрав момент, когда никого не было рядом, подошел к Михаилу и, поклонившись поясным поклоном, громко сказал:
— Прости меня, брат, за искушение, в кое ввел тебя. Прости!
Михаил, не глядя на него, фыркнул и отошел. Подсмотревший сцену Акакий разболтал о ней на курсе. Знающие молчали, а незнающие поразились поступку гордеца Дроздова. К нему с вопросами не рискнули подойти, а Михаил только отшучивался. Впрочем, Дроздова он больше не задевал.
Василий же, от всего сердца простив и опасаясь лишь возгордиться от своего смирения, все же в глубине души таил непроходящую уязвленность тем, что унизили и посмеялись над самым дорогим — знаниями, его заветными ценностями. «Многие много знают, никто не знает всего» —так! Но он будет знать все!
После избиения ему неприятно стало пребывание в семинарском корпусе. Самый вид коридора постоянно напоминал о случившемся, особенно по вечерам, вот почему он с радостью воспользовался возможностью переселиться в больницу.
Но неисповедимы пути Господни. Перемещение в больницу неожиданно создало возможность сближения с владыкой Платоном. Беседы митрополита и семинариста доставляли удовольствие обоим. Владыка сделал его своим
