Глава 1
Последнее настоящее слово
Я не зная ничего,
чего бы ни знал каждый –
когда благодать танцует,
я должен присоединиться к танцу.
У. Х. Оден
Последнее настоящее слово
В своей книге «Иисус, которого я не знал» я рассказал одну историю, правдивую историю, которая еще долго после этого преследовала меня. Мне рассказал ее один мой знакомый, который работает в Чикаго с людьми, оказавшимися за бортом общества. Как-то раз ко мне пришла проститутка, находившаяся в отчаянном положении. Бездомная, больная, она даже не могла купить еды для своей двухлетней дочери. Рыдая, она рассказала мне, что продавала свою — двухлетнюю! — дочь мужчинам, занимающимся извращенным сексом. За час она могла заработать на дочери больше, чем своим собственным телом за ночь. По ее словам, она вынуждена была делать это, чтобы иметь возможность употреблять наркотики. Мое сердце с трудом могло вынести эту омерзительную историю. Однако закон накладывал на меня обязательства, и я должен был сообщать о жестоком обращении с детьми. Я не знал, что сказать этой женщине. Наконец, я спросил ее, не думала ли она обратиться за помощью в церковь. Я никогда не забуду выражение абсолютно наивного потрясения на ее лице. «Церковь! — воскликнула она. — Что бы это дало мне? Я и так считала себя порочной женщиной. Они бы только заставили меня мучиться еще больше».
Больше всего в истории моего друга меня поразило, что женщины вроде этой проститутки шли к Иисусу, а не бежали от него. Чем хуже думали они о себе, тем скорее видели в Иисусе спасение. Неужели церковь утратила этот дар? Очевидно, те бедняги, которые следовали за Иисусом, когда он жил на земле, больше не чувствуют себя желанными гостями среди его последователей. Что же произошло? Чем больше я размышлял над этим вопросом, тем больше меня влекло одно ключевое слово.
Будучи писателем, я играю словами дни напролет. Я забавляюсь ими, прислушиваюсь к их оттенкам, раскалываю их, как орехи, и пытаюсь набить их своими мыслями. Я понял, что эти слова могут портиться с годами, как старое мясо. Их значения становятся несвежими. Возьмем, например, слово «милость». Когда переводчики короля Якова искали слово, которое бы выразило высшую форму любви, они остановились на слове «милость».
Сегодня же мы слышим насмешливое: «Не нужна мне ваша милость». Возможно, я все время возвращаюсь к слову благодать, поскольку это важное теологическое понятие, которое еще не истрепалось. Я называю его «последним настоящим словом», поскольку в английском языке это слово при любом употреблении, которое приходит мне в голову, сохраняет часть своего первоначального великолепия. Подобно огромному водоносному пласту, это слово лежит в основе нашей гордой цивилизации, напоминая нам, что добро совершается не нашими собственными усилиями, а скорее милостью, благодатью Божией. Даже сейчас, вопреки нашему стремлению к мирскому, наши корни все еще тянутся к этому слову. Послушайте, как мы употребляем его.
Многие воздают благодарность (англ, say grace) Богу в своих молитвах перед едой, признавая, что их насущный хлеб — это дар Божий. Мы благодарны (англ, grateful) за сделанное нам добро, мы радуемся благим новостям (англ, gratify), нас поздравляют с успехом (англ, congratulate), мы любезны (англ, gracious), принимая в гостях друзей. Если нам нравится обслуживание, мы оставляем чаевые (англ, gratuity). В каждом из этих слов я слышу сладость детского удовольствия от незаслуженного.
Сочинитель музыки может включить в партитуру форшлаг (англ, grace notes). Эти ноты, хотя и не являются существенными для мелодии, — они необязательны (англ, gratuitous) — все же добавляют штрих, без которого произведение не звучит. Когда я сажусь за фортепьянную сонату Бетховена или Шуберта, я несколько раз играю ее без форшлага. Соната увлекает, но она чудесным образом преображается, когда я могу добавить форшлаг, который оживляет произведение, как острая приправа.
В Англии это слово часто используется в его прямом богословском значении. Британцы обращаются к членам королевской семьи: «Ваша милость» (англ. «Your grace»). Студенты Оксфорда и Кембриджа могут «получить разрешение на соискание ученой степени» (англ, «receive grace»), освобождающее их от некоторых аспектов университетской программы. Парламент издает «Указ о помиловании» (англ, «act of grace») преступника.
Нью-йоркские издатели, говоря о политике льгот (англ, gracing), также подразумевают богословское значение слова. Если я подписываюсь на двенадцать номеров журнала, то получаю несколько особых приложений даже тогда, когда срок моей подписки уже истек. Это «бесплатные приложения» (англ, grace issues), которые приходят без дополнительной оплаты (англ, gratis), чтобы соблазнить меня на новую подписку. Кредитные карты, агентства по прокату машин, ломбарды открывают для клиентов «льготный период» (англ, grace period).
Я также получаю информацию о слове из его антонимов. Газеты говорят о «ереси коммунизма» (англ, fall from grace) — фраза, которую также можно отнести к Джимми Сваггерту, Ричарду Никсону и О. Д. Симпсону. Мы оскорбляем человека, указывая на недостаток в нем благодати: «Вы неблагодарны!» — говорим мы. Или еще хуже: «Вы совершили неблаговидный поступок!» (англ. You are a disgrace]). В действительно жалком человеке нет «ничего святого» (англ, «saving grace»). Мой любимый случай использования корня слова «grace» — мелодичная фраза персона нон грата – лицо, оскорбившее правительство США каким-либо незаконным действием, официально объявляется «в немилости».
Многочисленные варианты употребления этого слова в английском языке убеждают меня, что «благодать» - действительно удивительное и вправду наше последнее настоящее слово. В нем отражается квинтэссенция Евангелия, как в капле воды отражается солнце. Мир жаждет благодати, даже не осознавая этого. Неудивительно, что гимн «О Благодать!» пробил дорогу в Горячую Десятку хитов через двести лет после его написания. Для общества, которое кажется плывущим по течению без швартовых, я не знаю лучшего места для того, чтобы бросить якорь веры.
Однако благодать, так же, как форшлаг в музыке, не терпит спешки. Берлинская Стена пала за одну ночь эйфории; негры в Южной Африке стоят в длинных многочисленных очередях только для того, чтобы впервые проголосовать; Ицхак Рабин и Ясир Арафат жмут друг другу руки в Розовом Саду. На мгновение нисходит благодать. Затем Восточная Европа невольно сталкивается с необходимостью долгой перестройки. Южная Африка пытается понять, как управлять страной. Арафат избегает пули, а Рабина она находит. Подобно гаснущей звезде, благодать рассеивается в последней вспышке бледного света и поглощается черной дырой не-благодати.
«Великие христианские революции, — сказал X. Ричард Нибур, — состоят не в открытии нового, до сих пор неизвестного. Они происходят, когда кто-нибудь основательно берется за то, что всегда было рядом». Странно, но я иногда ощущаю недостаток благодати в самой церкви, институте, который создан, по словам Павла, с целью провозглашать «Евангелие благодати Божией».
