«Как глупо», — подумала я. Передо мной была женщина, сидевшая рядом с единственным проблеском света, оставшимся в нашей цивилизации — рядом с единственной надеждой, единственным нашим чудом — единственной обещанной нам бесконечностью. Если этому ребенку нельзя было улыбаться в церкви, то, что тогда ожидает всех нас?»
Безусловно, эти характеристики христиан не отражают полной картины, поскольку я знаю многих христиан, которые олицетворяют собой благодать. Однако каким-то образом на протяжении человеческой истории церкви удалось заработать репутацию лишенной благодати. Как молилась одна маленькая английская девочка: «О Господи, сделай/ плохих людей хорошими, а хороших людей — милыми». Уильям Джеймс, возможно, самый выдающийся американский философ последнего столетия, смотрел на церковь с состраданием, нашедшим выражение в его, ставшей классической, работе «Многообразие религиозного опыта». Однако он отказывался понять мелочность христиан, преследовавших квакеров за то, что те не касались шляп при приветствии, и яростно дискутировавших на тему, можно ли считать нравственной одежду не черного цвета. Он писал об аскетизме одного сельского французского священника, который решил, «что он никогда не понюхает цветка, никогда не будет пить, даже если его измучит жажда, никогда не прогонит мухи, никогда не обнаружит отвращения ни перед чем отталкивающим, никогда не будет жаловаться на неудобства, которые касаются его лично, никогда не будет садиться, никогда не будет облокачиваться, становясь на колени».
Известный мистик Хуан де ла Крус рекомендовал верующим искоренить все радости и надежды, обратиться «не к тому, что приносит удовольствия, а к тому, что вызывает неприязнь», и «презирать себя и желать того, чтобы другие тебя презирали». Святой Бернар обычно закрывал глаза, чтобы не видеть красоты швейцарских озер.
Сегодня законничество изменило свои взгляды. В сегодняшней полностью мирской культуре церковь обычно проявляет свою не-благодать в виде чувства морального превосходства или в форме жесткого отношения к своим оппонентам в «культурной войне».
Церковь также распространяет не-благодать, благодаря своей неспособности к объединению. Если верить словам Марка Твена, то он посадил в клетку собаку и кошку в качестве эксперимента, чтобы посмотреть, смогут ли они ужиться друг с другом. Им это удалось. Тогда он посадил вместе птицу, свинью и козла. После нескольких попыток им тоже удалось существовать бок о бок друг с другом. Тогда он посадил вместе баптиста, пресвитерианина и католика; в скором времени никого не осталось в живых.
Более серьезно об этом пишет современный еврей-интеллектуал Энтони Хехт:
«С годами я стал не только лучше понимать ее [мою веру], но все ближе и ближе знакомился с убеждениями моих соседей-христиан. Многие из них были хорошими людьми, которыми я восхищался и у которых научился, кроме всего прочего, доброте как таковой. И в христианском учении было много того, что казалось достаточно привлекательным. Но мало что так отталкивало меня, как глубокая и непримиримая ненависть протестантов и католиков друг к другу».
Я критикую христиан, поскольку сам являюсь одним из них и не вижу причины притворяться, что мы лучше, чем мы есть на самом деле. Я борюсь с цепкой хваткой не-благодати, заполняющей мою жизнь. Я также не должен увековечивать ошибки моего строгого воспитания, я ежедневно борюсь с гордостью, высокомерием и с ощущением, что каким-то образом должен заслужить благосклонность Господа. Цитируя Гельмута Тилике: «… дьявол умеет подкладывать свои кукушкины яйца в гнездо благочестия… Серный запах ада ничто по сравнению с тем зловонием, которое источает подгнившая божественная благодать».
Однако, по правде говоря, опасная деформация, вызванная не-благодатью, проявляется во всех религиях. Я слышал свидетельства очевидцев о недавно возрожденном ритуале Солнечного Танца, участвуя в котором молодые воины племени Лакота прицепляют орлиные когти к груди и, натягивая веревку, привязанную к священному столбу, бросаются вперед до тех пор, пока когти не вопьются им в кожу. Затем они входят в жарко натопленный вигвам и держат в руках раскаленные докрасна камни, пока температура не станет невыносимой — и все это в попытке искупить свои грехи.
Я видел, как набожные крестьяне ползли на окровавленных коленях по булыжным мостовым коста- риканских улиц, и индийских крестьян, приносивших жертвы богам, повелевающим оспой и ядовитыми змеями. Я посещал мусульманские страны, где «полиция нравов» патрулирует небольшие улочки в поисках женщин, одежда которых не соответствует обычаю или которые осмеливаются сесть за руль автомобиля.
По жестокой иронии судьбы, гуманисты, которые выступают против религии, зачастую порождают гораздо худшие формы не-благодати. В современных университетах активисты, выступающие в защиту «либеральных» свобод — феминизма, защиты окружающей среды, межкультурных связей — демонстрируют ярко выраженный дух не-благодати. Я не знаю столь всеобъемлющего законничества, чем законничество советского коммунизма, создавшего целую сеть шпионов, призванных сообщать о любом инакомыслии, о любом лишнем слове или о неуважении к идеалам коммунизма. Солженицын, например, был на годы заключен в Гулаг за небрежное замечание в адрес Сталина, сделанное в одном личном письме. И я не знаю более жестокой инквизиции, чем та, что была учреждена Красной Гвардией в Китае, с ее позорными колпаками и инсценированной демонстрацией публичного раскаяния.
Даже лучшие из гуманистов придумывают системы, построенные на не-благодати, чтобы заменить то, что они отвергли в религии. Бенджамин Франклин говорил о тринадцати добродетелях, куда входят, кроме всего прочего, Молчание («не говори ничего, что не приносило бы пользы другим или тебе самому; избегай пустых разговоров»), Бережливость («Не расточительствуй, если это не приносит добра другим или тебе самому; то есть, не растрачивай ничего попусту»), Трудолюбие («Не теряй времени; всегда занимайся чем- то полезным; избегай всяких ненужных действий») и Спокойствие («Не огорчайся по поводу мелких неприятностей или происшествий, которые обычны или неизбежны»). Он завел книгу, в которой каждой добродетели посвящалась страница, выделив отдельный столбик, в котором он записывал «недостатки». Выбирая по одной добродетели на каждую неделю, он ежедневно записывал все ошибки, повторяя круг заново через каждые тринадцать недель, чтобы в течение года четыре раза пройти весь список. В течение многих десятилетий Франклин носил с собой свою маленькую книгу, стараясь жить по своему четкому тринадцатинедельному циклу. Когда у него стало получаться, он обнаружил, что ему приходится бороться с другим недостатком:
«Наверное, у человека нет других природных страстей, которые было бы так сложно победить, как гордость. Маскируйте ее. Боритесь с ней. Душите ее. Убивайте ее так, как вам это заблагорассудится. Она все равно жива и будет время от времени показываться и проявлять себя. Даже если бы мне пришло в голову, что я полностью победил ее, то я, вероятно, возгордился бы своей скромностью».
Не выдают ли все эти непомерные требования во всех их формах глубокую тоску по благодати? Мы живем в атмосфере, отравленной испарениями не-благодати. Благодать приходит извне, как дар, а не как наше достижение. Как легко она исчезает из нашего мира, живущего по принципам «человек человеку волк», «выживает сильнейший», «гонка за лидером».
Вина вызывает жажду благодати. Одна организация в Лос-Анджелесе основала службу «Раскаяние - Открытая линия». Это телефонная служба, которая дает позвонившему возможность признаться в своей неправоте по цене обыкновенного телефонного разговора. Люди, которые больше не верят в священников,
