её о трусиках.
— Я думал, у них на такой случай есть сотрудники-женщины, — вот ещё работёнка для констебля Кэрол Лукас, подумал Даффи.
— Да, но мы же здесь в провинции, — не удержалась от сарказма Белинда, — они привели какую-то стажёрку, я даже не знаю, в форме, но больше семнадцати ей уж точно не дашь, и Энжи не захотела с ней разговаривать — она знала, что всё равно придётся потом всё это повторять полицейскому, так что сразу попросила, чтобы ей дали говорить с ним.
— Чертовски смело, — похоже, происшествие произвело-таки впечатление и на Дамиана.
— И больше всего его интересовало, куда делись её трусики. «Он стянул с вас колготки. Можете вы мне рассказать, что после этого случилось с вашими трусами?» Она сказала, что носила одни только колготки. Он сделал удивлённое лицо; вообще мне кажется, что он спрашивал об этом только потому, что эта тема его возбуждала. «Так что случилось с вашими трусами?» — снова спросил он её через какое-то время. Они, наверное, решили, что либо Джимми украл её трусики, и если бы они их у него нашли, то припёрли бы его к стенке, либо думали, что если она носит одни только колготки, значит, она, вроде как, шлюха, и получила то, что заслужила.
Нет, дело не в этом, подумал Даффи, но говорить ничего не стал. Приходится спрашивать, приходится спрашивать по нескольку раз. Украсть трусики — обычная вещь, тем более для такого не вполне нормального человека, который мог сделать с Анжелой то, что сделал.
— Все копперы — извращенцы, — высказалась Салли.
— Ну уж, — проговорил Дамиан, — готов поспорить, среди них, наверное, попадаются и очень милые люди.
— Почему он это сделал? — внезапно задала вопрос Лукреция. — Почему он всего лишь излил на неё семя? Почему он её не изнасиловал?
Никто не ответил. Даффи вспомнил экземпляры «Плейбоя» четырёхгодичной давности. Может быть, он предпочитал это делать именно так, и с живой женщиной это было интереснее, чем с журналами. Может быть, несмотря на всю выказанную им при похищении силу, у него не хватило смелости пойти дальше. Может быть, таким странным образом он хотел показать, что любит её. Очень странным, конечно, образом.
— Может, Таффи удастся пролить свет на эту загадку, — проговорил неуёмный Дамиан.
— Никогда не понимал насильников, — сурово покачал головой Таффи, — это не обычные преступники. Находясь в заключении, они никогда не рассказывают о своих деяниях.
Даффи подумал, что это ещё мягко сказано. Если бы насильники рассказывали в тюрьме о своих деяниях, они прожили бы после этого очень недолго, чему содействовали бы и тюремщики, и их же собственные сокамерники. Каждый подумал бы, что на месте жертвы могла быть
— Может, он хотел её так унизить, — попыталась ответить на собственный вопрос Лукреция. — Так ведь бывает, правда? Может, он думал, что это более унизительно. Вроде как, я мог бы тебя изнасиловать, но ты не стоишь даже этого. Похоже это на правду?
— Похоже, — ответила Белинда. — Вот только мог ли так рассуждать наш Джимми?
— Кто знает, что творилось у него в голове, — печально проговорил Вик. — Я думал об этом. Может, мне стоило разрешить ему построить у нас тренировочный лагерь. Может, это бы его отвлекло.
— А она когда-нибудь… э… гуляла с ним? — спросил Даффи.
Дамиан хрюкнул и заулыбался.
— Меня всегда забавляло, что люди говорят «они вместе гуляют», когда на деле имеют в виду «они вместе спят».
— Нет, — ответила Белинда, — она никогда не заигрывала с ним, ничего такого. Он просто был рядом, был, вроде как, полезен, не мог бы ты передвинуть это, Джимми, и всё такое, но она никогда с ним не кокетничала.
По крайней мере, не так, как это сделала бы многоопытная модель с Третьей страницы.
— Значит, он знал, что ему ничего не светит? — Джимми сам говорил об этом Даффи, но если дело касается любви или секса, людям просто так верить не стоит.
— Наверное, знал. Ни у кого и в мыслях не было, что если Энжи порвёт со своим так-себе ухажёром, у неё всё равно останется Джимми. Никто об этом даже не думал.
— А может, и зря, — подал голос Вик.
— Эй вы, послушайте, а как Энжи, с ней всё в порядке? — чуть ли не с яростью произнесла Салли. — Хватит уже обсасывать этого треклятого Джимми. Как Энжи?
После дачи показаний сержанту Вайну, происходившей в присутствии Белинды и показавшейся ей слишком юной девушки-констебля, Энжи сказала, что они могут поговорить с ней ещё и завтра, если захотят, и попросила Белинду увезти её домой. Под домом она, судя по всему, подразумевала Браунскомб- Холл. На протяжении всего обратного пути она ни разу не заговорила и не заплакала.
— Чёрт! — Белинда внезапно выскочила из-за стола и бросилась наверх. Все подумали одно и то же; все глядели друг на друга и ждали. Хлопнула дверь, и они услышали, как ругается Белинда. Потом наступила тишина. Никто не знал, что делать. Где-то через минуту послышались неторопливые шаги Белинды. Все по- прежнему молчали и думали о том, чья это вина.
— Чёрт, — выговорила она. — Всё в порядке. Чёрт, я чуть с ума не сошла. Её нет в её спальне. Она у нас, в кроватке. Спит. — Она повернулась к мужу. — Ляжем пораньше, Вик? Мы можем ей понадобиться.
Когда, следуя примеру хозяев, гости вежливо принялись вставать из-за стола, Даффи бросил на Лукрецию многозначительный взгляд. Они остались одни, и она спросила:
— Надеюсь, вы не собираетесь обсуждать рестораны?
Он ухмыльнулся.
— А где Генри?
— Дома. Со своей мамочкой.
— Не понимаю. Его невесту похитили, чуть было не изнасиловали, и он дома со своей мамочкой. Вы видите в этом какой-нибудь смысл?
— О да, — ответила Лукреция, — вы не знаете мамочку.
— Такая стерва?
— И вы не знаете Анжелу.
— И что же я не знаю об Анжеле?
— Что её УТП — в понимании всего, что касается мамочки.
— Что такое УТП?
— Простите. Уникальное торговое предложение. Я некоторое время работала в сфере рекламы, — объяснила она.
— Значит, фартучек повязан крепко?
— Завязан двойным узлом.
— И Анжела будет мириться с этим и после свадьбы? Не надо, не говорите. Белинда уже прочитала мне наставление о том, что такое любовь.
— Какое именно? У неё их несколько.
— О том, что любовь — это всего-навсего когда ты миришься с присутствием другого человека.
— Так я разговариваю с романтиком?
Она поддразнивала его, и он это сознавал.
— Не знаю. Цветы и всё такое — для этого я не гожусь.
— Это не имеет никакого значения, — твёрдо проговорила Лукреция.
— Ну, тогда, может быть, я такой и есть. Но для ужина при свечах я тоже не гожусь.
— Это такой завуалированный способ пригласить меня на ужин?
На этот раз, казалось, она была почти серьёзна. Так ли это, или она просто пытается вызвать его на откровенность, а потом посмеяться над ним?
— Не знаю.
