Тяжелая рука опустилась мне на плечо, и я вздрогнул.
Повернулся и вопросительно глянул на Синдбада.
Он присел и пальцем нарисовал на тонком слое снега: «Вернемся?»
Я покачал головой и махнул рукой в сторону Тимирязевского парка – вперед и только вперед! Синдбад встал и пожал плечами, а Колючий несколько раз широко и размашисто перекрестился.
И то верно – как еще бороться с дьявольским наваждением?
Еще десять шагов, и я понял, что перед глазами темнеет, а на плечи начало давить так, словно я навьючил на себя тройной груз. Это напомнило ощущения, какие бывают при переходе Барьера, но откуда им взяться тут, посреди локации?
Или здесь еще и гравитация повышена?
Через два шага мне показалось, что я провалился в яму – меня тряхнуло и что-то ударило в ноги. Испуг заставил похолодеть – неужели я угодил в «Чертову топь», и погоня закончится прямо здесь?
С отрезанными ногами сложно гнаться за кем-либо.
Ворочая тяжелой, как танковая башня, головой, я определил, что нахожусь там же, никакой ямы или ловушки под ногами нет, а впереди – обычные руины, поросшие металлическими лозами. Оглянулся, чтобы проверить, как там спутники, и увидел, что беглый праведник лежит на земле, а Синдбад, двигаясь неуклюже и медленно, пытается поднять мальчишку.
– Что с ним? – спросил я, точнее попытался спросить, но лишь зря пошевелил языком.
Синдбад поднатужился, перевернул Колючего на спину, и стало видно его лицо – белое, как первый снег, с выпученными глазами, в которых смешались страх, бессилие и еще что-то, похожее на торжество.
Я сделал шаг назад, подхватил мальчишку с другой стороны, и мы попытались поднять его на ноги. Но они подогнулись, и беглый праведник не только едва не упал обратно, да еще чуть не утянул нас с собой.
Стоять было все труднее, я чувствовал, как дрожат мышцы бедер и голеней.
«Мать твою разэтак, – подумал я. – Надо идти, двигаться, иначе мы останемся здесь, в «зоне молчания», погибнем и иссохнем. А через месяц-другой какой-нибудь ходок наткнется на наши мирно валяющиеся на обочине трупы, либо хуже того – на трупы бродячие...».
Ходили слухи, что скорги порой избирают для поселения не технику, а человеческое тело. В этом случае они не используют его как материал, а возвращают к жизни, создают полубиомеха-полусталкера. И такая тварь бродит по локации, нападая на всё живое, чтобы управляющие ею наниты могли размножаться.
Сам я подобных существ не встречал, но интуиция подсказывала, что такое вполне вероятно. И перспектива стать тухлой заготовкой для технозомби меня вовсе не вдохновляла.
– Давай! – заорал я, не надеясь, что меня услышат, рассчитывая лишь, что Синдбад прочитает текст по губам. – Хватай его, и потащили! Нельзя на месте оставаться! Иначе все тут сгинем!
Синдбад кивнул, мы вскинули Колючего на плечи и пошли, а точнее – поползли.
На спину давила такая тяжесть, словно мальчишка весил, как статуя из свинца, голова кружилась, накатывали волны слабости, в сгущавшейся перед глазами темноте возникали разноцветные колеса и воронки. Каждый шаг давался неимоверным трудом, но мы делали его, а затем еще один, и еще один, и удивительным образом оставляли позади метр за метром.
Когда из-за поворота нам наперерез выкатил небольшой бронезавр, мутировавший из БРДМ, на испуг не нашлось сил. Я просто с завистливо усталым ожесточением подумал: «Чугунку-то, чтоб ему лопнуть, похоже, ничего не мешает».
Но в следующее мгновение стало ясно, что это не так.
Биомех повернул башенку и попытался нацелить на нас торчащий из нее пулемет, но у него ничего не получилось. Попробовал сдать назад и увяз, словно угодил в глубокую грязь – колеса бешено вращались, но бронезавр не двигался с места.
Я поднял «Шторм», но тут же опустил его – нет, из этой штуковины чугунка не подбить. Синдбад шарахнул из «карташа», и пули замолотили по боку биомеха, оставляя вмятины на броне.
«Кинуть гранату? – подумал. – Нет, слишком близко, не успеем уйти из сферы поражения».
Бронезавр повернул колеса, чтобы банально наехать на нас и раздавить, но и этого сделать не смог. Похоже, неведомая сила, властвующая в «зоне молчания», вынуждала железную тварь двигаться только по прямой.
Краем глаза я увидел, как Синдбад взялся за висевшую на шее Колючего «мегеру».
То же самое заметил и чугунок, и он, похоже, знал, что это за штука и что она может. Он немедленно прекратил попытки свернуть с траектории и со всех колес дунул прочь.
Только мы его и видели.
Я поднял большой палец, показывая бритоголовому, что одобряю его действия, он устало кивнул, и мы потащились дальше. Миновали дом, сохранившийся полностью, вплоть до стекол в окнах, и в этот момент стало чуть полегче – тяжесть ушла, воздух потерял шершавую плотность.
А потом я услышал, как шаркают по асфальту мои подошвы, и понял, что мои импланты вновь работают.
– Устроим привал? – спросил Синдбад, и его негромкий голос прозвучал подобно реву из громкоговорителя.
– Ага, – ответил я, сглатывая вязкую и горькую слюну.
Аккуратно уложенный на землю Колючий пришел в себя только через пятнадцать минут. Сначала он вздрогнул, словно его укусила змея, и принялся неистово дергаться, потом затих.
– Э... что случилось? – спросил, наконец, беглый «праведник».
– А ничего особенного, – ответил я, отвлекаясь от пережевывания извлеченной из банки тушенки. – Просто ты вырубился, но мы героически не бросили тебя и вынесли на собственных плечах.
– Да? – Колючий сел и вновь задрожал. – Мне показалось... я увидел... словно мы все проваливаемся в ад, и демоны смрадные тянут к нам когтистые лапы... и огнь вечный зажжен...
Ну вот, опять началась эта религиозная чепуха.
– Мало ли что может привидеться, – произнес Синдбад примирительно. – Как видишь, никто нас в геенну не утянул, хотя желающие были. Выпей водички, поешь, и мы пойдем дальше.
– Пойдем, – подтвердил я. – И скоро, как я полагаю, наткнемся на дозор неодруидов. И вы, друзья мои, расспросите их про сталкера по кличке Лис, который сегодня бродил в этих местах.
В московской локации, в отличие от остальных, уцелели обычные, неметаллические растения. И не просто уцелели, а сумели приспособиться к среде и начали активно развиваться, цвести и колоситься.
Одним из мест, где это произошло, стал парк сельхозакадемии имени Тимирязева, и это несмотря на то что в день Катастрофы его пересекла трещина длиной чуть ли не в километр. Немногим позже в зданиях самой академии обосновалась группировка, члены которой называли себя неодруидами и провозгласили «священную борьбу за восстановление зеленых легких планеты».
На самом деле эти парни, если за что и боролись, так за собственное выживание, и мало чем отличались от прочих объединений сталкеров, обделывающих в Пятизонье грязно-прагматичные делишки.
Особого влияния они не имели, но окрестности штаб-квартиры старались контролировать. К вольным ходокам относились спокойно, Орден недолюбливали, а с «Ковчегом» у них было что-то вроде союза.
Так что если дубль шлялся вокруг парка, а он шлялся, то неодруиды должны были его заметить.
– А почему мы? – спросил Колючий, доказав тем самым, что котелок у него пока варит не очень хорошо.
– А потому, что во время общения с хозяевами Тимирязевского парка я застегну маску и буду молча стоять в сторонке, – объяснил я. – Или ты хочешь, чтобы про сталкера по кличке Лис спрашивал сам сталкер по кличке Лис? Подобное развитие событий может вызвать нездоровую ажитацию.
Последнего слова беглый праведник не знал, но смысл понял и пристыженно заморгал.
– Так что давай питайся и приходи в себя, – сказал Синдбад и дружелюбно потрепал мальчишку по плечу.
На все эти важные операции времени Колючему понадобилось немного, и вскоре мы вновь топали по Космодемьянских, но на этот раз с обычной скоростью и нормальным порядком.
