Определим, где этот подонок, – тут голос мой дрогнул от ярости, – и разберем его на молекулы.
Мы шли, и атомная станция поднималась навстречу, представала нам во всей жуткой и величественной красе. Если Чернобыльская АЭС была всего лишь легендарными руинами, Ленинградская выглядела инопланетной постройкой, невесть как заброшенной в окрестности Соснового Бора. И это несмотря на то что она не могла похвастаться какими-либо архитектурными изысками или присущими Пятизонью извращениями.
– Пожалуй, хватит, – сказал я, когда до ограды осталось меньше километра. – Внимание, сейчас вылетит птичка...
Не помню, в каком из увиденных в детдоме фильмов я услышал эту присказку фотографов прошлого, да и позапрошлого века, но она почему-то намертво вплавилась в память.
Птички, естественно, никакой не было, был форс-режим, сообщивший мне, что в окрестностях нет ни одного человека или хотя бы теплокровного живого существа, но что на территории станции в настоящий момент находится около тридцати монстров, по военной классификации именуемых «изделиями техноса».
По-нашему же, по-простому – чугунков.
В первый момент я испытал разочарование, потом досаду на себя: как же так, не поверил собственным ощущениям. Затем перебросил всю мощь восприятия на восток. Как бы перекатил ту сферу, внутри которой я располагался, так, чтобы находиться не в центре ее, а около изогнутой стенки.
И в поле моего зрения, которое одновременно было и слухом, возникла крошечная «метка».
– Сволочь... – прошептал я, понимая, что дубль обошел нас и теперь идет на север, к тамбуру.
Слабость ударила меня по затылку тяжелой мягкой ладонью, и сфера закружилась с бешеной скоростью. Перед глазами замелькали обрывки пейзажа, лица моих спутников, «метки» биомехов за оградой АЭС.
А потом стало темно.
Как выяснилось секундой позже, я даже не смог как следует потерять сознание – зашатался вроде бы, но тут же выправился, только затряс головой и очумело захлопал глазами, словно разбуженная в полдень сова.
– Ну? – нетерпеливо сопя, спросил Колючий.
– Баранки... – я осекся, понимая, что единственный, кто сейчас достоин резких слов – это я сам: прошляпил, пропустил, а ведь имели шанс перехватить дубля, не дать ему уйти. – Его там больше нет... Он уходит на север, и если мы поспешим... то догоним его, обязательно.
Уверенность в голосе далась мне большим трудом, и Синдбад это заметил.
– Придется побегать? – спросил он.
– Как сможем, – отозвался я.
Бегать в боевом костюме – занятие не из легких и не из приятных, но Колючий – парень молодой и здоровый, бритоголовый – бывший солдат и наверняка помнит не один марш-бросок, ну а я... меня в свое время нещадно гоняли в тренировочном лагере, спрятанном в диких горах.
Через пару километров стало ясно, что все это было давно и неправда и что организм старого добра не помнит. Я едва не задохнулся, в боку закололо, а отсутствие рюкзака за спиной и груза в подсумках впервые показалось благом.
Перейдя с бега на быстрый шаг, я оглянулся на спутников – от раскрасневшегося и отстегнувшего маску Колючего валил пар, а лицо Синдбада выражало легкую степень озадаченности.
– Как-то тяжеловато... – сообщил он.
– Передохнем, затем еще рывочек сделаем, – произнес я с фальшивой бодростью.
Мы хоть немного, но сократили расстояние до дубля, и теперь, примерно зная, где он находится, я мог нащупать его с помощью имплантов. Но делать это побаивался – вдруг он вместе с прочими моими способностями унаследовал и умение чувствовать чужое сканирование?
Услышав про «рывочек», Колючий посмотрел на меня, как лошадь на умучившего ее седока. Я даже подумал, что сейчас беглый праведник откроет рот и выскажет все, что обо мне думает.
Но этого не случилось, сказалось «воспитание» Дьякона, основанное на принципе «главный всегда прав».
– Раньше куда легче давалось... или рана сказывается? – продолжал бормотать Синдбад.
Через какое-то время мы еще слегка пробежались, подобрались немного ближе к дублю, и только тут я сообразил, что он направляется вовсе не к тамбуру. Проклятого двойника понесло куда-то к востоку от развалин Соснового Бора, туда, где пруды, болота, речка Коваши и одна из главных местных диковинок.
Нет, не может быть, чтобы дубль шел к Лабиринту Коваши, что ему там делать?
«А что ему вообще делать в этом мире, ты знаешь? – пришла мне в голову здравая мысль. – Ты вообще представляешь, что может вести существо, коему от роду несколько дней, но которое выглядит как взрослый мужчина, и никогда не имело ни отца, ни матери?».
Очевидно, что я несколько раз напрямую соприкасался с его мыслями, когда оказывался в чужой голове. Но, несмотря на это, стоило признать, что понимал я дубля очень слабо, а если честно – вообще не понимал.
Что за Путь содержится в голове моего отражения, и кто его туда вложил?
– Куда его несет, черт подери? – не выдержал я, когда стало очевидно, что дубль топает прямо к примостившемуся у речки Коваши скоплению автонов, имевшему дурную привычку кочевать по местности.
То бишь направляется именно к Лабиринту.
– Подальше от нас, – хмыкнул Синдбад, но тут же вновь стал серьезным. – А что там, впереди?
Снег продолжал идти и потихоньку густел, так что видно было не особо далеко.
– Лабиринт Коваши, – ответил я. – И мне очень не нравится, что он туда направляется.
– Как-то раз Дьякон послал несколько человек исследовать Лабиринт, – подал голос Колючий. – Он хотел узнать, что это такое, от Бога оно или от Дьявола. Из пяти вошедших внутрь вернулись трое. Один забыл обо всем, что было с ним, второй сошел с ума, третий вроде бы остался в здравом уме, но рассказывал всякие нелепицы. С тех пор единоверцам запрещено ходить туда.
– Уж если внутри этого Минотаврова обиталища, невесть как перенесенного в наши палестины, свихнулся безумный фанатик, то что ждет там нас? – спросил я и невольно поежился.
– А зачем идти внутрь? – Синдбад заулыбался. – Там всего один вход и один выход, ты забыл? Достаточно их перекрыть, и твой дубль никуда не денется. Укокошим его как миленького.
Странно, что эта простая мысль не пришла мне в голову. В самом деле, зачем идти внутрь, если можно подождать снаружи? Я и Колючий у выхода, Синдбад у входа, и всё, ловушка захлопнулась.
Но неужели дубль этого не понимает?
Мы сократили расстояние настолько, что он оказался в зоне действия моих имплантов, и я мог отслеживать каждое его движение. Но выкидыш «Мультипликатора» и не подумал о том, чтобы свернуть, он продолжал топать на север, туда, где вздымалась стена металлических зарослей.
Снаружи Лабиринт Коваши выглядел даже симпатично – этакая аккуратно подстриженная загородка из английского парка, изящно округлая, ровная, без единого просвета.
О том, что творится внутри, в точности не знал никто.
Я, как и почти все сталкеры, видел выложенные в М-сеть снимки, сделанные с борта армейской «вертушки», что прошла над Лабиринтом: сплетающиеся переходы, ветвящиеся коридоры, небольшие залы. Все выглядит словно детская игрушка, по которой нужно катать шарик, чтобы он добрался от входа к выходу, забава для великана, шариком в которой служит живой человек.
– Укокошим... укокошим... укокошим, – повторял я, пытаясь изо всех сил убедить себя, что так и будет, мы перекроем выходы и вскоре пристрелим гада, испортившего мне жизнь.
Убедить себя почему-то никак не получалось, в сердце тупой занозой сидело ощущение подвоха. В чем он заключается и как себя проявит, я не знал, но не сомневался, что судьба-злодейка подкинет мне еще не один неприятный сюрприз. Кроме того, я не сомневался, что лишить дубля жизни, или, скорее, существования, будет не так уж и просто.
Если он обладает хотя бы частью моей боевитости и хитрости, то мы еще попотеем.
– Вот он! – воскликнул я, когда из пелены снегопада выступила темно-серая стена Лабиринта, и стал