ЭВЕЛИНА
Что вы сказали?
ИСТЛЕНЬЕВ
Я?.. Ах, что-то неразборчивое!..
ЛЕВИЦКИЙ
Так вы хотели, чтобы каждый рассказал свой самый благородный поступок? Не больше и не меньше? Экая странная идея! Вы перещеголяли даже Фердыщенко из «Идиота».
КУКЛИН
Полноте, Александр Григорьевич! Какое там!.. Я занят тем, что изучаю наше отражение в часах. Я вижу прошлое и будущее, и то, что после... А сейчас все мы — без 17-ти полночь.
ЭВЕЛИНА
А Истленьев?
КУКЛИН
Он — без 17-ти минут он.
ЭВЕЛИНА
Как все странно! Чай даст удивительный толчок часам и звездам... какую-то новую энергию... И зеркалам.
ЕКАТ. ВАС.
Полночь — время призраков. А где же они?
ЛЕВИЦКИЙ
Полночь — время воображения. А где же оно?
КУКЛИН
Алхимов однажды сказал: «Алхимов однажды скажет!»...
Вот первое письмо, полученное мною от Николая Ивановича Вологдова:
Дорогой Володя, мне понравилось все: и угрюмый рыбак-северянин, притащивший свое заполярье на берег южного моря, и огромные кубы, пугающие нарядную курортную нечисть отсутствием привычных приветственных надписей («добро пожаловать» и т. п.), и просторное безлюдье, где мысленно я брожу и молодею. Если вы встретите там моего молчаливого Ка, то, пожалуйста, кивните ему: он вас узнает!
Я не отказываюсь от отцовства, но должен признаться, что предпочел бы быть вашей бабушкой- колдуньей, сидящей под волшебным навесом птичьего пения.
С нескрываемой завистью
P. S. Начинается лето, для меня — пора безвоздушья и удушья. О моих работах ничего утешительного сообщить не могу: по всей вероятности они обречены участи новобрачных в ледяном доме.
7
Я вышел ровно в 9 часов. Дождь стоял за углом. Я по-военному сухо приветствовал его. Я изучаю каменные углы домов. Я хочу их изучить так же, как они меня изучили.
1-Й ПРОХОЖИЙ
Что это, дождь или нет? Если дождь, то почему так косо? А если нет, то почему так да?
2-Й ПРОХОЖИЙ
Ах, не говорите! Все покосилось... Это наклонный почерк судьбы...
Я прошел мимо них так стремительно — стремительно так их мимо прошел я.
День не хотел быть, а для ночи еще было рано. Я резко остановился, все промчалось мимо меня.
Сказав «вперед», я сказал. Я твердо помолился... Проходя через окно, солнечные лучи что-то теряют, что-то оставляют в стекле. Они из диких становятся домашними.
Уже которую ночь мне снится один и тот же сон. Я вижу себя монгольским воином времен Батыя. Нас тысячи, и мы мчимся на выносливых копях... Интересно, что сказал бы Левицкий? Сказал бы, верно: «Что ж, актуальный сон... Это к нашествию».
Слово «нет» — вот мое любимое слово. Говорят: «На отрицании долго не протянешь». А зачем нам тянуть долго?
Я подошел к стеклам и увидел улицу. Нету ни ночи, ни дня. Я смотрю на часы: и вправду — не время.
Сестра хочет познакомить меня со своим женихом. Я прихожу. При свете лампы виден жених. В нем нет ничего жениховского, кроме манеры сидеть, немного подавшись вперед. Где-то рядом с ним воздух пересечен шрамом. Тройное молчание: мое, жениха и часов. Только невеста чуть слышно: тик-так, тик- так... Долго так продолжаться не могло. Оно и не продолжалось. Он назвал свое имя. Имя назвало себя. Я что-то буркнул в ответ, что-то вроде трех гласных: е-у-ы...
Сестра принесла чай. Окна были враждебны. Жених улыбнулся, но улыбка была такой мучительной, что зеркало застонало.
Я пил чай глоток за глотком. Жених оглянулся на окна. Они засверкали от ненависти. Сестра неподвижно сидела. Улыбка, как слепая, брела по ее губам. Сестра мне напомнила безумную. Жених втянул голову в плечи. В воздухе голубел шрам.
От окон подуло льдом. Сестра задернула шторы. Мы сидели при свете часов. Воздух прислонился к стене. В глубине темнел чай. Молчание сгорало медленно, как свеча.
НЕВЕСТА
Как тихо!.. Давайте во что-нибудь играть! В вопросы и молчание?
ПЕРМЯКОВ
Ты меня натолкнула на мысль! Чай — это игра. С кем? — в вопросы и молчание. Во что? — с
